Она знает, что Мойшеле не станет рассказывать, каково ему там живется. Ведь он молчун, вот и она молчит, и точно так же, как он, строит свои планы.
В понедельник утром она ищет на рынке этого огородника из Солтанишек. Он стоит на большой телеге с раскрытыми мешками картошки, красными помидорами, желтой морковью, молодой парниковой редиской, белой редькой, белокочанной и цветной капустой, брюквой и другими овощами. Торговки осаждают его, хотят хоть немного сбить цену. Но этот упрямый черт не уступает ни гроша, и торговки расходятся искать оптовиков посговорчивей. Мама не торгуется с ним на этот раз, она покупает у него товар, отправляет его с носильщицей к своим воротам, а потом крутится по рынку до тех пор, пока огородник из Солтанишек не распродает все свои овощи. Тогда она снова подходит к нему и расспрашивает его о его работнике Мойшеле.
Он понятия не имеет, кто такой Мойшеле. У него работает много еврейских и нееврейских парней и девиц. Так он говорит, сдвигает шапку набок и хочет уже гнать своих накормленных лошадей.
Она просит его подождать немного. Она говорит ему, что Мойшеле — это младший брат невесты ее сына, что он происходит из маленького местечка и собирается в Эрец-Исраэль.
— Халуц? — переспрашивает огородник, усаживается на козлы и начинает хохотать так, что едва не лопается от смеха.
Мама расценивает его смех как знак того, что он считает Мойшеле плохим работником, и просит огородника пожалеть Мойшеле и присмотреть за ним, ведь он сын раввина и не привык к тяжелому труду.
— Работник-то он хороший, — говорит огородник. — Иначе бы я этого халуца не держал. Я терпеть не могу дармоедов. А на то, что этот парень — сын раввина, мне наплевать. И меня не волнует, куда он там едет — в Палестину, к арабам, к неграм в Африку или к красноликим израильтянам за реку Самбатион[132]. А смеялся я над другим.
И огородник рассказывает маме историю, от которой у нее темнеет в глазах.
Его работники молоды, и кровь в них кипит. В свободную минуту молодые иноверцы мнут траву вместе с потными нееврейскими девками в полях, лесах, среди теплиц — где только получится. Как люди говорят: где любовь ляжет, там свиньи не ложатся. Еврейские парни и девицы тоже не отстают от необрезанных. А этот халуц с бородкой сторонится всей команды. Когда потные нееврейские девки его увидали, — а он красивый парень, — они стали к нему приставать. Еврейские девушки тоже взяли его в осаду. А он бегал от них как от огня. И только больше им нравился.
Деревенский еврей хлопает себя по лбу так, что аж звон идет:
— Говорите, он раввинский сын? Крестьянские девки как раз и называют его раввином.
Мама заламывает руки. Ей не в новинку подобные уличные истории о простых смертных, но услышать такое про Мойшеле, сына раввина?
— Да, женщина, мир не постится в дни постов, — смеется огородник ей в лицо.
— Вы же честный еврей, — говорит мама. — У вас у самого взрослые дети, так позаботьтесь о том, чтобы сыну раввина не докучали. Представьте, что это прошу не я, простая торговка, а его отец, раввин местечка.
— Да не расстраивайтесь вы, — говорит огородник. — Этот халуц может сам за себя постоять. Постепенно вся команда зауважала его, и теперь никто не перебегает ему дорогу. Скажу вам больше: стоит ему пройти мимо, как девки-иноверки перестают хохотать и отодвигаются от парней, словно мимо прошел ксендз. Женщина, теперь Солтанишки — это просто синагога.
Огородник снова хлопает себя по лбу.
— Я все-таки свинья! Когда этот халуц пришел ко мне наниматься, мы договорились, что, пока он не научится работать как следует, он не будет получать ни копейки. Только еду и ночлег. Теперь он знает работу лучше других десятерых парней, а о деньгах до сих пор не заикнулся. На этой неделе я выплачу ему все сполна. Если уж я обещаю взять, я беру, и если я обещаю дать, я даю! — Огородник смеется, трогается с места и уезжает.
Владыка мира, что он за человек, этот Мойшеле? — думает мама, возвращаясь с рынка. В доме отца-раввина остаться не захотел, учиться в ешиве тоже не захотел, а быть батраком у огородника ему подходит. Попробуй переубеди его, если характер у него — железо. Он приходит к ней каждую субботу, а она даже и не знала о тех унижениях и обидах, которые ему приходится терпеть на неделе в Солтанишках.
