– Братцы, на счет три – левый! Раз, два, три! – и рванул ручку влево. – Лобовая, только, братцы, не вздумайте отворачивать!
В прицеле стремительно рос, заполняя его, желтый обтекатель винта, на конце которого черной трубкой торчал ствол пушки.
– Огонь!
Булькнула пушка.
Противник с ревом прошел выше, едва не задев прозрачным кругом пропеллера фонарь ЯКа.
– Высота! – заорал Пашка братьям. – Сейчас высота нужна! Работает формула, прав конструктор!
Но в воздухе оказалось меньше места, чем обычно. Пока они поднимались и теряли скорость, с верхнего этажа уже скользили другие «мессеры».
– Братцы, правый на три! Раз, два, три...
Но машина одного из братьев, Сашки, пересекла трассу, выпушенную противником, и, вращаясь, как падающий лист, стала проваливаться вниз.
– Сашка! Живой? Нет? Ну же... прыгай!!!
Павел, выводя машину из виража, перекрыл себе крылом обзор, и в последнее мгновение перед тем, как кромка крыла закрыла самолет Сашки, Осадчему показалось, что он мягко сел на облако. Больше он Сашки не видел.
А Лешка, близнец Сашки, сделал еще один поворот и снова пошел в лобовую.
– Леха, остановись! – Павел в глубоком вираже попытался вывернуть вслед своему ведомому. Но тот без маневра, в лоб пошел на «мессеров», проскочил их пересекающиеся трассы и всей мощью огня навалился на одного из них. При выходе из атаки он нарвался на струи огня, но все-таки смог дотянуться, достать и врубить измочаленным крылом по фонарю еще одного ганса. Что было дальше, Пашка уже не видел. Он снова попал в каньон между облаками. Но на этот раз на хвосте у него висели не братцы-акробатцы, а четыре «мессера».
«Будем ровнять козыря», – вспомнил Осадчий любимую фразу своего соседа по коммуналке, бывшего моряка-черноморца и заядлого картежника. Боевой опыт подсказал, когда его самолет стал мишенью в прицеле, и за секунду до того, как по немцу открыли огонь, Пашка рванул газ и выпустил шасси. Самолет резко сбросил скорость и просел, а еще через секунду над ним пронесся раскаленный рой снарядов и пуль и два истребителя противника.
– Умри, сволочь! – Павел нажал на спуск пулеметов и пушки, но только один пулемет выдал жидкую очередь и замолк. Но и этого хватило, чтобы еще один любимец Геринга устремился к земле. Пашка убрал шасси, добавил газу, крутанув полубочку, из положения «вверх ногами» перешел в пике, но кожей почувствовал, что этот маневр повторили минимум двое гансов. Снова перешел в горизонталь и увидел ещё несколько «Мессершмиттов», рванувшихся к нему.
– Паша, это Петрович, вы где? Мы уже на месте. Паша! Прием! Пашка, сукин сын! Ответь Петровичу!
– Да здесь я. Эти козлы «акробатов» завалили, а сейчас и меня зажимают. А у меня, похоже, патроны кончились!
– Пашка! Озеро видишь? Мы над ним, лети сюда, ориентир озеро! Прием! Пашка!!! Блядь такая! К озеру лети!
Павел в глубоком правом вираже успел выхватить взглядом зеркальце мелькнувшего слева озера.
– Петрович! Я севернее, километра три!
– Все! Я вижу их! Пионы, Ё... В... М...! Вперед!
Но Пашка все-таки успел подставиться. Сначала несколько пуль хлопнули по плоскости левого крыла, а затем рой снарядов обрушился на заднюю часть фюзеляжа, ломая шпангоуты, разрывая тяги и сдирая обшивку. Самолет сразу потерял управление, и, хотя двигатель не был поврежден и исправно тянул, нос опустился к земле.
Пашка схватился за шарик, к которому прикреплена тяга аварийного сброса фонаря, но тщетно. Фонарь заклинило от удара, а тяга вывалилась и осталась в руках у летчика.
– Ну, все! Пе-с-с-ец котенку!
Пашка с досадой несколько раз хрястнул кулаком по стеклу фонаря. Где там! Земля приближалась, росла, закрывая собой все. Самолет, словно от страха перед встречей, затрясся, как в лихорадке. Затрещала и отошла в сторону панель обшивки с левой стороны фюзеляжа. От возросшего сопротивления воздушного потока самолет повело влево.
Осадчий среагировал моментально, вырубив мотор, и самолет сильнее развернулся, начал падать к земле правым крылом, потом перевернулся вниз фонарем, закружился в беспорядочном падении, кувыркаясь и теряя скорость.
И все-таки в землю он вошел носом.
