Пальцы ласково прошлись по ее спине так, как недавно скользнул взгляд.
– Господин Брагоньер, если вы полагаете…
Договорить ей не дали, прервали. Но и отпустили.
– Эллина, мы взрослые люди, поэтому я скажу как есть. Примете вы это предложение или нет, зависит только от вас. Дверь оставлю открытой.
Соэр вернулся в кресло, а гоэта так и осталась стоять. Внутри разлился липкий страх, всколыхнув воспоминания об изнасиловании. Захотелось немедленно бежать, прямо сейчас, из этого дома, из столицы.
– Я была о вас лучшего мнения, господин Брагоньер, а вы ничем не лучше Гланера, – процедила гоэта и нервным жестом поправила волосы. – Я понимаю, я в вашем доме, вы можете меня заставить…
– Я не буду заставлять, Эллина, вы прекрасно знаете, как я отношусь к насильникам. Да, я предлагаю вам провести со мной остаток ночи. Как я уже говорил, мы взрослые люди, поэтому не вижу смысла в бесполезных спектаклях. Да, у меня есть желание провести эту ночь с женщиной, полагаю, раз в два-три месяца я имею право расслабиться? Без всяких обязательств, Эллина, просто близость.
– Но почему со мной? Вокруг полно женщин, хотя бы служанки…
– Потому, что женщина должна вызывать желание. Вы… Знали бы вы, насколько притягательны сейчас! Так что, Эллина? Обещаю, что получите удовольствие. В отличие от Гланера Ашерина я думаю не только о себе.
Так откровенно Эллине никто подобного не предлагал. Гоэта опешила и молчала. Если бы он приставал, если бы действовал, как Гланер, она бы знала, что делать, но нет, Брагоньер сидел, вертя в пальцах бокал, и смотрел на нее.
– Вы пошутили, господин Брагоньер? – наконец прервала Эллина затянувшееся неудобное молчание. – Конечно, пошутили, потому что вокруг столько привлекательных женщин, которые, несомненно, с радостью скрасят ваше одиночество.
– Опять за старое! – вздохнул соэр и встал. – Мне подвести вас к любому зеркалу и последовательно перечислять, что именно в вас привлекательно? Почему, вот объясните мне, почему вы полагаете, что некрасивы? У вас изумительно глубокие глаза… Что, по-вашему, те, кто сегодня танцевал с вами, делал комплименты, слепы? Вы меня не желаете, потому что противно или из-за страха? Даю слово дворянина, что вы испытаете все что угодно, кроме боли.
– Делайте что хотите, – сдалась гоэта.
Она не знала, чем мотивировать отказ, поэтому решила согласиться.
В конце концов, он прав, не стоит относиться к этому так серьезно.
Брагоньер спас ее, защищал, чуть не умер по ее вине, не вызывает неприязни… Всего одна ночь, даже если не понравится, она потерпит. А ей, скорее всего, не понравится – Гланер и Доновер постарались вбить ужас и отвращение к этому процессу, отныне ассоциировавшемуся с унижением и болью. Даже с Малисом после этого было совсем иначе.
– А чего хотите вы? Догадываюсь, что вы теперь ко всем мужчинам относитесь с неприязнью, но нужно жить дальше. Так что не бойтесь.
Эллина не ответила, и соэр, расценив это как согласие, подошел вплотную, коснулся пальцами ее шеи, осторожно, ласково провел от уха до плеча.
От него приятно пахло, гоэта невольно втянула в себя этот аромат, подумав, что, возможно, все будет не так уж плохо. Если, конечно, в постели соэр не ведет себя так же, как на допросах.
Брагоньер обнял ее. Руки скользнули по телу. Губы коснулись шеи. Всего на мгновение. Затем скользнули выше, к губам.
Эллина не сопротивлялась, хотя и не помогала.
– Думаю, нам лучше перейти в спальню, – отпустив ее, произнес Брагоньер. – Если хотите, могу забрать коньяк и бокалы.
Гоэта покачала головой. Если уж не ушла, то напиваться не станет. Правда, пока она не представляет, как отдаться соэру, но радует, что пока он аккуратен.
Брагоньер не торопился, преодолевая напряжение Эллины. Безусловно, он мог бы прямо сейчас повалить ее на постель, но тогда это ничем не отличалось бы от того, что проделал Ашерин. Подобное поведение было ему противно, низвергало мужчину до уровня мерзкого животного, недостойного уважения.
Нет, абсолютно никакого насилия.
Соэр хотел возбудить в Эллине желание и действовал мягко, с удовлетворением подмечая малейшие изменения в позе, дыхании, реакции гоэты.
