За месяц до Афин Морита и Караян продемонстрировали на
зальцбургском Пасхальном фестивале 1981 года цифровой аудио диск. «Все
остальное, – громогласно объявил дирижер, – это газовое освещение». Караяну
приходилось спешить. Он пережил удар, затем операцию на позвоночнике, его постоянно
мучили боли. У себя дома, в Анифе, он маниакально просматривал на огромном
экране видео записи собственных концертов и редактировал их, подготавливая свое
видео наследие. Он надавил на «Polygram», заставив эту компанию вложить 100
миллионов дойчмарок в строительство завода по производству цифровых дисков в
Ганновере. Ога потратил 30 миллионов долларов из дивидендов «CBS-Sony» на
строительство аналогичного завода в префектуре Сидзуока. Гонка шла такая, что
глава производственного отдела «Sony» Нобуюки Идеи слег с сердечным приступом и
наблюдал за презентацией новинки по телевизору, стоявшему в его больничной
палате.
В Афинах индустрия раскололась на сторонников лошадиной силы
и приверженцев атомной энергии. Когда Ога продемонстрировал прототип CD, владельцы
лейблов грамзаписи восстали, обвинив производителей нового оборудования в том,
что они пытаются убить «золотой долгоиграющий диск». «Истина в звуковой
дорожке! Истина в звуковой дорожке!» – скандировали они. «Нас там чуть не поколотили»
– вспоминает дородный глава «Philips» Ян Тиммер[61]. EMI и RCA бойкотировали
CD, пуристы объявили его звучание «выхолощенным». «Японцы обожглись и уже не
впервые»[62] – злорадствовал Раймонд Кук, избранный в Афинах президентом
Международного общества аудио техники.
Однако долгоиграющая пластинка, как бы ни протестовали те,
кто хранил ей верность, была обречена. «Почти каждая продаваемая сейчас запись
имеет тот или иной дефект, а во многих случаях я обнаруживаю на пластинке
столько шумов, треска, царапин, что слушать ее с хотя бы каким-то подобием
удовольствия оказывается невозможно» – вот одна из типичных печатавшихся в
«Граммофоне» жалоб его читателей[63]. Ритуал стирания пыли с пластинки,
установки ее в проигрыватель, осмотра иглы и опускания на нее звукоснимателя выглядел
в век автоматики устарелым. Продажи пластинок неуклонно падали. Из выпущенного принадлежавшим
EMI лейблом «Classics for Pleasure»[29]
тиража английского «Кольца» под управлением маститого Реджиналда Гудола было
продано всего восемьдесят шесть экземпляров. Столь мрачные цифры редко становились
всеобщим достоянием, однако время от времени суровая правда все же выходила
наружу. Летом 1982 года один из руководителей «Polygram» уговаривал журналиста
из «Санди Таймс» написать что-нибудь о двух хорошеньких французских сестрах
Кате и Мариэль Лабек, которые записали переложение гершвиновской «Рапсодии в
стиле блюз» для четырех рук, ставшее во Франции хитом, – там было продано
100000 экземпляров этой записи.
– А сколько продано вне Франции? – поинтересовался журналист.
– В Штатах запись в продажу не поступала, в Соединенном
Королевстве разошлось три тысячи.
– Не много…
– Вы шутите? – воскликнул руководитель торгового отдела. –
Три тысячи пластинок с записью классики – это для Соединенного Королевства цифра
огромная. Большинство их и до десятой ее части не дотягивают…
– Вы шутите? – эхом отозвался журналист, неспособный
поверить в расхождение между действительными цифрами продаж и теми, которые скармливались
легковерной публике.
Журналист договорился о встрече с сестрами, которые жили в стоящем
неподалеку от Оксфорд-стрит отеле «Уэстбери», и, приближаясь к их номеру,
увидел двух шмыгнувших в дверь на другом конце коридора мужчин. Одного он узнал
– это был продюсер EMI. Ситуация выглядела попросту сюрреалистической. При всей
мизерности объема продаж их записей, девушек обхаживали сразу несколько лейблов
[64]. «Если бы компакт-диск не появился тогда, когда он появился, – говорит
глава «Archiv» Хольшнайдер, – нам всем была бы крышка.»[65]
5. Чудо из чудес
В ожидании цифровой музыки на лужайках Англии расцветали,
точно маргаритки, новые лейблы. Независимый инженер Брайан Кузенс вместе со
своим сыном Ральфом основал в тихом эссекском Колчестере «Chandos». Они
отыскали в советских балтийских республиках двух многообещающих дирижеров и с
этого начались поразительные карьеры Неэме Ярви и Марисса Янсонса. «Hyperion»
стал плодом мечтаний Теда Перри, оплачивавшего сеансы записи деньгами, которые
он зарабатывал, водя днем фургончик с мороженным, а ночью такси по вызову;
первым его большим достижением стала запись печальных песнопений Хильдегарды
Бингенской. Двое выходцев из «Decca», Джек Бойс и Харли Ассил, учредили
«Academy Sound and Vision» [30](ASV).
Самой удивительной из этих маргариток была компания «Nimbus», которой правил из
своего замка в Уэльсе господин французско-русского происхождения, носивший имя
Нума Лабински. Граф Нума уверял, что он представляет собой «единственного
живого наследника старинных школ пения»[1] –шумов, простирающихся от рычания до
писка; кроме всего прочего, он построил в Уайстоун-Лейсе, графство Монмутшир,
первый в Соединенном Королевстве завод по производству CD.
