В один из ноябрьских вечеров 1975-го супруги Шолти обедали у
сэра Эдварда Льюиса.
– Это наверное Морис, – сказал председатель правления, услышав
зазвонивший телефон.
– Как он? – спросил Шолти, когда Льюис вернулся к столу.
– Он умер.[56]
Место Розенгартена в правлении компании перешло к его зятю
Джеку Димштейну, который поговаривал о продаже принадлежавшей ему доли акций. У
председателя правления имелись другие идеи. Через три десятка лет после первых
заигрываний с «Philips» Льюис снова установил контакты с этой компанией.
«Polygram» был на взлете. Он купил «MGM Records» и «Verve» и вместе с
австралийцем Робертом Стигвудом, сопродюсером фильмов «Лихорадка субботней
ночи» и «Бриолин», породил приливную волну музыки «диско», принесшую в 1978
году прибыль в 120 миллионов фунтов. Купавшийся в деньгах «Philips» купил
«Decca» всего за 5,5 миллионов фунтов. В самый последний момент торгов
поступило предложение от друга Риккардо Мути Арнольда Вайнштока из «Дженерал
Электрик», однако держатели акций решили, что «Philips» подходит им больше. И в
1979 году «Decca» стала частью голландско-немецкого синдиката. Ее заводы в
Соединенном Королевстве были закрыты, студия в Вест-Хэмпстеде продана. Заболевший
лейкемией Льюис ненадолго пережил ее продажу. Он умер в январе 1980-го – казалось,
ему стало не по силам наблюдать за тем, как его любимую компанию распродают по
частям, точно кучу старого хлама[57].
Теперь центр записи классической музыки находился в
Голландии, на плоской, в какую сторону ни взгляни, равнине. «Отдел Международных
финансов и управления располагался в прекрасной старинной вилле, бывшей центром
очень милого поместья, и ничем особо управлять не стремился, – говорит один из
его британских сотрудников. – Он походил скорее на дом отдыха. Мы были… одними
из первых, кто начал использовать “электронных редакторов” (производившихся,
разумеется, компанией «Philips»), которые по форме и размерам были точным
подобием пианино»[58].
Впрочем, эта сонная обстановка была всего лишь видимостью,
ибо голландцы втайне подготавливали аудио-революцию. «Philips» разрабатывал
акустическую новинку – «компакт-кассету», офисный инструмент толщиной в одну
восьмую дюйма, способный протягивать магнитную ленту со скоростью 1,875 дюйма в секунду. Никакое «культурное» ее использование не предусматривалось до тех пор, пока
бизнесмены не начали проигрывать во время долгих поездок записанные на эти
кассеты любимые песни, а индустрия звукозаписи не приступила к выпуску кассет с
уже готовыми записями. «Sony» изъявила готовность взять новый формат на вооружение
в обмен на право изготовления соответствующей записывающей и воспроизводящей
техники. Вскоре японские плееры обошли голландские по всем статьям и «Philips»
пожалел о своей щедрости. Затем автомобильная промышленность решила добавить
кассетный плеер к радиоприемнику, монтировавшемуся в приборных панелях
автомобилей. Компания «Форд» отдала предпочтение картриджу размером с книжку
карманного формата, использовавшему восьмидорожечную ленту. Теперь у компаний
грамзаписи появился уже третий в ее истории формат, а плееры и кассеты
наводнили собой скоростные многорядные шоссе.
Это была победа, грозившая обернуться поражением. В 1975-м
американцы потратили на картриджи с записями 583 миллиона долларов – четвертую
часть полного финансового оборота рынка грамзаписей. Однако весь остальной мир
отдавал предпочтение кассетам – за их простоту, многофункциональность и
качество звука, возросшее благодаря системе подавления шумов «Долби». Картриджи
отмерли, а кассеты приобрели печальную известность как средство незаконного
дублирования записей. Пиратство, никогда прежде особой угрозы не составлявшее,
стало для музыкальной индустрии предметом нервной озабоченности. Уолтер
Йетникофф пожаловался Норио Ога на то, что кассеты «Sony» губительно
сказываются на продажах его компании. Ога ответил, что его устройства открывают
для музыки новые рынки. Индустрия раскололась на создателей новой техники и
консерваторов, державшихся за старый звуконоситель
