«Моя политика, – вспоминал Андри, – была основана на том,
чтобы ублажать англоязычный мир Превеном, а Европу и Японию Караяном. А
достижение мое состоит в том, что мне удалось сохранить классику живой и
дееспособной в обстановке, пропитанной поп-музыкой. Ради этого пришлось
отсиживать скучнейшие совещания и пощелкивать пальцами, слушая тамошние шумные
разглагольствования. Однако команда из Караяна и Превена получилась чудесная».
Чудесная настолько, что Эдвард фон Сименс негласно предложил Андри пост
президента DG и «Philips». Андри ответил отказом. Сименс повторил предложение,
увеличив предлагавшуюся сумму. «И каждый раз это позволяло мне улучшить мое
положение в EMI» – смеется Андри, делец до мозга костей.
Если Легг всех своих соперников ненавидел, Андри с легкостью
шел на компромисс. Он позволил DG записать Карло Марию Джулини, «поскольку в
EMI его записи расходились плохо», как позволил записать и Пласидо Доминго,
который построил свою карьеру в мире грамзаписи неразумно, записываясь слишком
во многих фирмах, ни одна из которых не продвигала его так, как «Decca»
Паваротти. Эксклюзивность – вот девиз, под которым вели свои дела серьезные лейблы.
Как правило, двое их высокопоставленных сотрудников встречались за ленчем в
каком-нибудь постыдно дорогом ресторане Лондона или Зальцбурга и, вдоволь
напробовавшись редких вин, приступали, уже за кофе, к торговле талантами.
– Я дам вам Аррау и двух Бренделей, а за это Превен сыграет
с Хайтинком «Рапсодию в стиле блюз», – мог сказать «Philips» EMI – ни дать ни
взять двое мальчишек, обменивающихся на игровой площадке сигаретными
вкладышами.
– Нам нужен Венский фил для превеновского Чайковского, –
отвечала EMI.
– Это непросто, DG уже договорилась с Веной о своем новом
Чайковском. Хотя DG хочет получить от нас Эмми Амелинг, так что я попробую их
уломать. А вы не сняли бы с моих плеч голландского скрипача с концертом Брамса?
– Только если вы возьмете у нас для Дилиуса английского
виолончелиста.
Как ни грубо все это звучало, такие обмены нередко
приносили исполнителям огромную пользу. Солист, дважды потерпевший поражение в
«Philips», получал возможность в третий раз попытать удачи в EMI. Если Ашкенази
(«Decca») стоял на том, что только Превен (EMI) понимает его трактовку
концертов Рахманинова, Миншалл и Андри заключали сделку, доставлявшую радость
обоим исполнителям. Обмены крепили уверенность ведущих лейблов в том, что их музыканты
принадлежат к элите и позволяют защищать потребителей от потока халтуры.
Таланты изыскивались постоянно – в концертных залах, на
репетициях опер, на выпускных концертах консерваторий. Продюсеры приходили с
новыми именами на ежемесячные совещания, а решения принимались на основе
страстной убежденности. «Андри сказал, что мы собираемся записывать итальянские
оперы и должны выбрать между Риккардо Мути и Джеймсом Ливайном, – говорит
продюсер Джон Мордлер. – Меня послали в Вену, послушать, как Мути дирижирует
“Аидой”, – он меня потряс. После этого о Ливайне и разговора не было»[46].
2 декабря 1970 EMI привезла Мути в Англию, чтобы он
продирижировал оркестром «New Philharmonia»[26]
в Кройдоне, непритязательном пригороде Лондона. Оркестранты, знавшие о договоре
на запись, попросили его стать их главным дирижером. Для Мути – угольно-черные
волосы, безупречно сшитый и отглаженный костюм, тридцать с небольшим лет –
Рождество в том году наступило раньше обычного срока. Записав «Реквием»
Керубини, он запечатлел свое мастерское владение «Аидой» в ратуше Уолтемстоу.
Первая пробная запись оказалась беспорядочной, слишком много музыкантов было разбросано
по огромному залу. Мути прослушал ее и лицо его потемнело, предвещая грозу. Он
снова вылетел в центр зала и продирижировал оперой так, что исполнителей
прошибла испарина и охватил восторг. «В нем ощущался неотразимый магнетизм» –
говорит Мордлер. Да и состав исполнителей (Монсеррат Кабалье, Доминго, Фьоренца
Коссото, Николай Гяуров и Пьеро Каппуччилли) был в дальнейшем назван
классическим. Другое дело, что продажи шли вяло. В разгар нефтяного кризиса
лишь немногие готовы были рискнуть и выложить 12 фунтов (стоимость обеда на двоих в хорошем ресторане) за молодого маэстро. Некий «пожелавший
остаться неизвестным поклонник», – им был, скорее всего, председатель правления
компании «Дженерал Электрик» Арнольд Вайншток, передал EMI 25000 фунтов, чтобы она записала Мути, дирижировавшего в «Ковент-Гардене» оперой Беллини «Капулети и
Монтекки».
