Исполнители более органичные группировались вокруг Райнхардта
Гёбеля, ученика Мелкуса, которого в 1973-м изгнали из Кёльнского университета
за то, что он тайком провел в университетский городок игравшего на гамба
музыканта, никак его появление там не зарегистрировав. Гёбель создал ансамбль
«Musica Antiqua Köln»[22],
исповедовавший такую верность исходному нотному тексту и буквализму, что
критики прозвали Гёбеля «Аятоллой». Хольшнайдер заключил с ним контракт для
«Archiv» («Я научился у него очень многому, – говорил Гёбель, – и, прежде
всего, хорошему вкусу»), однако старался сбалансировать его резкие провокации
приятными для слуха англичанами Тревором Пинноком и Джоном Элиотом Гардинером –
последний был женат на ученице Арнонкура скрипачке Элизабет Уилкок.
Англичане стояли, в общем и целом, в стороне от европейского
движения, держась за собственное богатое историческое наследие. «Когда мы
впервые играли в Англии, – говорит Арнонкур, – не нашлось ни одного музыканта,
который понимал, что мы делаем»[22]. Английскую революцию разжег Дэвид Манроу,
фаготист «Королевского шекспировского театра» Стратфорда-на-Эйвоне, озарявший
строгие концертные залы своим причудливым энтузиазмом. Его ансамбль, «Early
Music Consort»[23],
делал записи для множества лейблов, больших и малых. В 1971 году он написал
музыку для сериала Би-Би-Си «Шесть жен Генриха VIII» и сам играл во время ее
записи на шалмее, шалюмо, ракете и блок-флейте. Именно он в большей, чем
кто-либо другой, мере вывел в Британии раннюю музыку из узкого круга обутых в
обязательные сандалии ревнителей, сделав ее предметом публичного интереса и
обратив игравших ее музыкантов из исполнителей второго разряда в исполнителей
первого. Безрассудный в проявлениях своей энергии и неудачливый в любовной
жизни, Манроу покончил с собой в 1976 году, в возрасте тридцати трех лет,
оставив после себя изощренных, исполняющих раннюю музыку вокалистов, в том
числе Джеймса Боумана, Найджела Роджерса, Дэвида Томаса и Эмму Кёркби.
В суровом мире лондонских оркестров клавирщик по имени
Тарстон Дарт использовал короткие перерывы в производимых EMI сеансах записи
для того, чтобы показать музыкантам, насколько лучше Бах звучит в низком
регистре и при более высоком темпе. «Мы называли его Либерейсом клавесина» –
говорит сотрудник EMI Питер Андри. «Это был крупный, веселый человек, очень манерный»
– добавляет флейтист Ричард Эйдни. Дарт взял на себя руководство камерным
оркестром Бойда Нила и обратил его в ансамбль старинной музыки «Philomusica».
«Он звонил и говорил: “Мы работаем над “Бранденбургскими”, вы свободны?” –
говорит Эйдни. – Он был очень уверен в себе. Никаких обсуждений, ничего такого.
Темпы у него были быстрыми, но высота тона современной»[23]. В 1959-м он сделал
пионерскую запись аутентичных «Бранденбургских», а затем еще раз отредактировал
их партитуру для Невилла Мэрринера, чьей записи сам аккомпанировал в 1970-м,
незадолго до своей ранней кончины – другими участниками этой эпической записи
были Манроу, Барри Такуэлл (труба), Филипп Леджер (орган) и Раймонд Леппард (alternate continuo[ИСБ1] ).
Мэрринер впитывал идеи Дарта со времени их знакомства в
военном госпитале 1944 года, где оба оправлялись от ранений, полученных ими еще
до высадки Союзников в Нормандии. Мэрринер с шестнадцати лет играл в оркестрах
на скрипке. Вместе с Дартсом и скрипачом «Philharmonia» Питером Гиббсом он
создал барочное трио, которое разрослось затем до ансамбля «Academy of St
Martin in the Fields»[24].
Играли в нем на современных инструментах. На первый концерт, данный «Академией»
в стоящей на Трафальгарской площади церкви, пришла владелица «L'Oiseau Lyre»
Луиза Дайер, сразу же предложившая музыкантам контракт. «Мы быстренько записали
всех этих итальянских изготовителей сладкого мороженого – Манфредини, Корелли и
прочих, – говорит Мэрринер. – И одним скачком обратились из дружеской компании
в нечто почти профессиональное»[24].
Каждый музыкант «Академии» был знатоком старинной манеры
игры на своем инструменте и голос каждого звучал во время репетиций, которые
обращались, по словам продюсера «Decca» Эрика Смита, «в подобие парламентской
сессии»[25]. «Мы были до крайности демократичными, – вздыхает Мэрринер. – Во
время репетиций все высказывались, перебивая друг друга. В определенном смысле,
я сожалею о том, что мы добились столь большого успеха. Думаю, дух и самой
музыки, и исполнявших ее людей был более живым, когда мы только еще поднимались
к вершине»[26]. Первым хитом «Академии» стали оркестрованные Мэрринером сонаты
Россини для струнных. Затем она записала «Времена года» Вивальди, тогда еще остававшиеся
барочной диковинкой. «Никогда прежде не получал я от Вивальди подобного
наслаждения»[27] – воскликнул в «Граммофоне» Эдвард Гринфилд, после чего на
«Академию» со всех пяти континентов посыпались приглашения выступить с
концертами. «Я устал раз за разом прыгать сквозь один и тот же обруч» – говорил
Мэрринер, который уже приближался к тому, чтобы обратиться в самого
записываемого дирижера «Decca».
