Для того, чтобы завоевать Германию, року потребовалось несколько
больше времени. В Германии разгоралась холодная война, в перестройку Западного
Берлина, как витрины капиталистического изобилия среди пустых магазинных окон
коммунизма, вкладывались миллиарды. На месте разбомбленных домов вырастали
офисные кварталы, культурную жизнь города питали субсидии Бонна и тайные
платежи ЦРУ. Об Элвисе в Берлине не слышали до тех пор, пока он не вступил в
армию США и не отслужил с октября 1958 по март 1960 в танковом батальоне,
который квартировался в Фридберге, где у Элвиса случился роман с внучкой небезызвестной
советской шпионки Ольги Чеховой.
Музыкальная жизнь Берлина вращалась вокруг Филармонического
оркестра и его нового дирижера Герберта фон Караяна. В феврале 1955 года, во
время первого турне оркестра по США, ему пришлось столкнуться с антинацистской
демонстрацией в «Карнеги-холле». По возвращении в Западный Берлин Караян
получил из рук мэра города маленькую копию берлинского «Колокола Свободы».
Символика этой акции была прозрачной. Караян представлял собой не только
музыкального директора, но и нравственного лидера борцов за свободу.
Фотография, сделанная 27 апреля в ресторане, располагавшемся
на крыше одного из берлинских зданий, показывает его за завтраком с влиятельным
критиком Штукеншмидтом и серолицым менеджером оркестра Герартом фон
Вестерманном. Подбородок загорелого Караяна подпирается ладонью его левой руки,
он никому не смотрит в глаза, но притягивает к себе восторженное внимание. На
губах его играет удовлетворенная улыбка. Это наевшийся сметаны кот, дирижер,
который может делать все, что ему заблагорассудится, самый могущественный
маэстро на свете. В добавление к Берлину он возглавляет Венскую государственную
оперу и Зальцбургский фестиваль – это не считая постов в миланской «Ла Скала» и
лондонской «Philharmonia». Он, правда, не обладает пока что властью в мире грамзаписи,
однако и тут ветер дует в его паруса.
Музыканты Венского филармонического, работающие и в
Государственной опере, настоятельно уговаривают «Decca» записывать Караяна. Он
к этому готов, он считает, что «Decca» опережает по качеству звука всех прочих,
к тому же ее новоиспеченное партнерство с RCA даст ему выход на ценный
американский рынок. Манит Караяна и «Deutsche Grammophon». Эрнст фон Сименс
пригласил его посетить, в виде личной услуги, демонстрацию новых достижений
компании по части звука. «Они устроили для него в студии эксперимент:
“Смотрите, маэстро, что мы можем делать с крещендо”.»[7] Караян, на которого
все увиденное и услышанное произвело немалое впечатление, провел несколько бесед
с Эльзой Шмидт. «Она разбирается в этом бизнесе лучше кого бы то ни было, не
считая Легга» – обнаружил он[8].
Когда в августе 1957-го истек срок его контракта с EMI,
Караян устроил торги. Наилучшие условия предложила ему «Decca», DGG была
второй, EMI последней (Бикнелл решил вложить деньги не в Караяна, а в
Барбиролли). Легг впал в отчаяние, он, по сути дела, лишался всякой власти.
Несколько месяцев спустя Караян вступил в «Софиенсаал», чтобы начать работу с
«Decca». Он вручил свое пальто Гордону Парри, который тут же уронил пальто на
пол. Лакеев в «Decca» не было. «Не вставайте» – сказал Караян. Вставать никто и
не собирался, однако мальчики «Decca» смысл этих слов поняли: все они были на
голову выше Караяна, который весьма чувствительно относился к своим ста
шестидесяти с небольшим сантиметрам роста. Караян сделал здесь эффектные грамзаписи
«Планет» Холста и вальсов Штрауса, плюс достопамятные «Мадам Баттерфляй» и
«Аиду». Однако теплыми чувствами к Калшоу он так и не проникся и, когда через
шесть лет срок его контракта истек, Караян, приобретший в EMI основательные
технические навыки, предложил их в распоряжение «Deutsche Grammophon».
Немцы встретили его поклонами и расшаркиванием. Караян начал
с «Жизни героя» Рихарда Штрауса. «Запись была сделана в три следовавших одно за
другим мартовских утра 1959 года в “Езус-Христус-Кирх”, – писал звукорежиссер
этой записи Ганс Риттер. – Меня предупредили, что Караян подпишет контракт
только в том случае, если его удовлетворит качество этой пробной записи. Когда
я привез ему ленты в Вену, он признался, что хотел произвести на нас хорошее
впечатление, потому что сильно нуждался в этом контракте. К сожалению, мне
удалось сделать с ним лишь на две записи больше»[9]. Технически грамзапись с ее
тающими соло концертмейстера Мишеля Швальбе была превосходной, но продавалась
плохо, и Караян потребовал голову звукорежиссера.
