Следующей его долгоиграющей грампластинкой стала запись
танцев Брамса и Дворжака, венгерских и славянских; за год разошлось 55000
экземпляров и это был далеко не конец. Караян сделал в DGG 330 записей, обратив
этот лейбл в мирового лидера, а оплачиваемый налогоплательщиками Берлинский
филармонический в личную записывающую машину, – его репетиции и концерты
рутинно фиксировались на магнитофонной ленте, а затем монтировались и пускались
в продажу. Каждое лето накануне Зальцбургского фестиваля DGG устраивала в отеле
«Шлосс Фушл» прием, на котором Караян общался со своей «семьей», однако никто
из счастливо улыбавшихся при виде маэстро людей большой уверенности в теплом
его отношении к себе не питал. После Риттера звукорежиссером Караяна стал Оттто
Гердес, сам время от времени выступавший в качестве дирижера и несколько раз
записавшийся в DGG. Как-то утром после своего концерта Гердес жизнерадостно
поприветствовал Караяна, назвав его «герр коллега». И был мгновенно уволен.
Тем временем на подходе была уже следующая большая сенсация.
«Генерал» Сарнофф, помнивший о поражении, которое он потерпел с долгоиграющими грампластинками,
приказал своим специалистам основательно заняться стерео записями.
Двухканальные грамзаписи существовали уже с 1932 года, когда Стоковский
уговорил компанию «Bell Labs» записать на стерео симфонию Скрябина, а в Лондоне
инженер и изобретатель Алан Блумлейн подобным же образом записал с Бичемом
симфонию «Юпитер» Моцарта. В апреле 1940-го Стоковский провел в «Карнеги-холле»
демонстрацию стерео, которую «Нью-Йорк Таймс» описала как отличавшуюся «самым
громким из когда-либо созданных звуков», однако публика была еще не готова тратить
деньги на новую систему и интерес к ней спадал, пока в 1954-м не появилось
FM-радио, потребовавшее от компаний грамзаписи ответной реакции. Если в
автомобиле стоят два динамика, компании звукозаписи должны либо подстроиться к
ним, либо умереть.
Новый сотрудник RCA Джек Пфайффер отправился в марте 1954-го
в Бостон, чтобы попробовать сделать стерео запись берлиозовского «Осуждения
Фауста», которым дирижировал француз Шарль Мюнш. Пфайффер заглянул в Чикаго,
где Фриц Райнер дирижировал «Смертью героя», и решил на свой страх и риск провести
сеанс записи всего двумя микрофонами. «Чистота и ясность того, что мы получили
– конечно, тут сыграли большую роль акустика зала, качество музыкантов,
уравновешенность Райнера и так далее – были поразительными. Это полностью
отличалось от всего, что мы слышали когда-либо прежде.»[10] Записывая с Артуром
Рубинштейном брамсовский Концерт ре-диез (CD24, p. 187),
Пфайффер добавил третий микрофон, включавшийся при исполнении сольных пассажей.
Так он, используя метод проб и ошибок, создал стандартный метод
стереофонической записи.
Результаты Пфайффера обратились в торговую марку «RCA Living
Stereo»[16]
и продавались аудиофилам по непомерной цене в 18,95 долларов за грампластинку.
У RCA и CBS, стремившихся избежать еще одной «войны на опережение», ушло четыре
года на то, чтобы выработать единый формат. А до той поры каждый сеанс
звукозаписи дублировался в форматах моно и стерео – на всякий случай.
Параллельную революцию переживало и производство грамзаписей.
Яша Хейфец, говорит Пфайффер, «любил работать руками. Ему нравилось возиться с
автомобилем, ручным оружием, с чем угодно. В его калифорнийской мастерской
имелись все инструменты и орудия, какие только существуют на свете. Разумеется,
ни одним из них он ни разу не воспользовался. Из-за этой любви к разного рода
рукоделью он, обнаружив возможность монтажа магнитофонных записей, пришел в
полный восторг. И дело было не в том, что монтаж нравился ему сам по себе, – монтаж
позволял собирать исполнявшиеся им вещи из отдельных кусков – так, как это
прежде ему не удавалось. Хейфец никогда не был целиком и полностью доволен
своими записями.»
Монтаж создавал иллюзию совершенства, которое устраняло из грамзаписи
проявлявшиеся на концертах человеческие слабости. Некоторым музыкантам это не
нравилось. Олимпиец Отто Клемперер, появившись в одном из помещений на Эбби-Роуд,
увидел обмотанного магнитофонной лентой монтажера, который пытался подправить
ноту, неверно взятую трубой в моцартовском концерте. И гора по имени Клемперер
обратилась в вулкан. «Лотти, – рявкнул он, обращаясь к своей преданной дочери,
–
