«Мадемуазель!
Тотчас же по приезде моем сюда я счел своим долгом послать к Вам Гито, чтобы засвидетельствовать Вам мою признательность за все то благорасположение, какое Вы проявляете ко мне, и одновременно вместе с Вами порадоваться Вашему успешному вступлению в Орлеан. Это деяние совершенно только Вами и имеет исключительную важность. Соблаговолите принять уверения в моей неукоснительной преданности интересам господина герцога Орлеанского и неизменной готовности доказывать Вам, что, служа с величайшим почтением и пылом Вашим интересам, Мадемуазель, я остаюсь Вашим всенижайшим и всепокорнейшим слугой.
Луи де Бурбон».
Тем не менее помощь, привнесенная принцем де Конде в дела гражданской войны, была исключительно личной, ибо он приехал в сопровождении всего лишь семи человек, оставив у себя за спиной почти взбунтовавшийся против него Ажен и полностью расколотую постыдными распрями собственную семью. За семь дней он преодолел расстояние, отделяющее Бордо от Орлеана, и едва не был захвачен в Коне каким-то капитаном на королевской службе, разминувшимся с ним всего на полчаса.
Но принц де Конде был похож на Цезаря: куда бы он ни шел, он вел с собой свою удачу. Он прибыл 1 апреля, и неделю спустя мадемуазель де Монпансье получила от него новое письмо:
«Мадемуазель!
Я получаю столько новых доказательств Вашего ко мне благорасположения, что у меня недостает слов, чтобы выразить Вам свою благодарность, и мне остается лишь заверить Вас, что я готов сделать все что угодно, чтобы услужить Вам; окажите мне честь, проникнитесь этим убеждением и сделайте его основой Вашего отношения ко мне. Вчера я получил известие, что мазаринистская армия перешла реку и разделилась на несколько квартир. В тот же час я решил атаковать их. Это удалось мне настолько хорошо, что я напал на них прежде, чем неприятель был предупрежден о нападении. Сначала я разбил три драгунских полка, а затем двинулся на генерала д’Окенкура и разбил его тоже. Здесь нам оказали небольшое сопротивление, но в конечном счете враги обратились в бегство, и мы преследовали их в течение трех часов, а затем двинулись на маршала де Тюренна; но он занял, как выяснилось, настолько выгодную позицию, а наши солдаты так устали после долгой скачки и были так обременены захваченной ими добычей, что мы не сочли нужным атаковать его в такой выгодной позиции, и все обошлось пушечной пальбой; в конце концов он отступил. Все войска д’Окенкура были обращены в бегство, весь обоз захвачен, нашей добычей стали около трех тысяч лошадей, множество пленных и их военное снаряжение. Герцог Немурский творил в этом сражении чудеса и был ранен пистолетной пулей в бедро, но рана его неопасна; под г-ном де Бофором была убита лошадь, что не помешало ему храбро сражаться; отличились также г-н де Ларошфуко, равно как и Кленшан, Таванн, Валон и все другие генералы; Маре ранен пушечным ядром, но сверх того мы потеряли убитыми не более тридцати человек. Я полагаю, что Вы останетесь весьма довольны этими новостями и не сомневаетесь в том, что я всегда готов быть, Мадемуазель, Вашим всенижайшим и всепокорнейшим слугой.
Луи де Бурбон».
За исключением известия о потерях в этом сражении, опечаливших мадемуазель де Монпансье тем больше, что раненые, названные в письме принца, были ее друзьями, полученные новости доставили ей огромную радость. И в самом деле, королевская армия пребывала в крайнем смятении. Двор находился в Жьене, пребывая в безденежье и терпя лишения, ибо все города запирали перед ним свои ворота, как это сделал Орлеан. Поражение маршала д’Окенкура вызвало страшную тревогу в королевской ставке. Узнав о приближении войск, королева тотчас же отдала приказ собрать все экипажи, находившиеся в радиусе пяти льё от Жьена, на другой стороне Луары и направиться в Сен-Фаржо. На рассвете все кареты уже были по другую сторону моста, заполненные придворными дамами и фрейлинами, но двигались экипажи в такой тесноте и сутолоке, что если бы принц де Конде одолел маршала де Тюренна и горстку имевшихся у него солдат, то он захватил бы в плен короля и весь его двор.
