Она прошла по главным улицам города, сделав остановку в ратуше, чтобы произнести речь перед городскими властями, у тюрьмы, чтобы освободить заключенных, и в епископском дворце, чтобы там пообедать. Возвратилась она к себе лишь вечером.
Вскоре ей было доставлено письмо от г-на де Бофора. Он уведомлял принцессу, что не смог явиться к ней, как обещал, ибо, питая надежду завладеть особой короля, двигавшегося по другому берегу, попытался перейти Луару у моста Жаржо. Однако г-н де Тюренн остановил его, устроив блистательную оборону, и в итоге герцог потерял без всякой пользы множество храбрецов, в том числе Сиро, барона де Вито, о котором мы уже говорили в связи с битвой при Рокруа и который в ходе своей долгой военной карьеры удостоился необычайной чести, достойной упоминания: во время сражений он стрелял из пистолета в трех королей — короля Богемии, короля Польши и короля Швеции — и последнему даже прострелил пулей шляпу.
Мадемуазель де Монпансье была сильно опечалена известием об этой бесполезной атаке, которая обошлась так дорого. Она написала г-ну де Бофору и герцогу Немурскому, приглашая их встретиться с ней, и, опасаясь, что их появление в городе может вызвать подозрение у городских чинов, назначила местом этой встречи постоялый двор в предместье Сен-Венсан; со своей стороны, поскольку у нее были опасения, что ее вполне могут не впустить обратно, она оставила у городских ворот свои кареты, а также г-на де Фиески и г-на де Грамона, которые должны были ожидать ее, беседуя с мэром и эшевенами, а сама направилась к назначенному месту свидания. Как только она прибыла туда, появились г-н де Бофор и герцог Немурский, но каждый со своей стороны, ибо, хотя между ними были родственные отношения, а возможно даже, именно потому, что такие отношения между ними были, два этих человека вечно находились в жестокой ссоре. Господин де Бофор приветствовал мадемуазель де Монпансье довольно холодно; герцог Немурский, напротив, сказал ей много приятных слов по поводу того, что происходило во время ее вступления в город, и его примеру последовали все присутствовавшие офицеры; однако, поскольку они собрались для того, чтобы держать совет, принцесса почти сразу же отпустила всех офицеров, которые не должны были принимать участие в обсуждениях, и оставила только самых главных.
Основной вопрос состоял в том, чтобы разобраться, в какую сторону повести армию. Герцог Немурский придерживался мнения, что армия должна переправиться через реку у Блуа, а г-н де Бофор полагал, что ей следует идти на Монтаржи. И в самом деле, отправив оттуда отряд в Монтро, фрондеры завладели бы реками Луара и Йонна и перерезали дорогу на Фонтенбло королевскому двору. Каждый из них горячо отстаивал свое мнение. Мадемуазель де Монпансье, которую попросили принять тот или другой план, высказалась в пользу замысла г-на де Бофора; это привело герцога Немурского, отличавшегося весьма раздражительным характером, в такой сильный гнев, что, забыв о всяком почтении к принцессе, он начал браниться, уверяя, что предложение, противное его собственному, выдвинуто лишь с целью предать принца де Конде и что касается него самого, то он, полагая необходимым остаться верным своему слову, скорее покинет партию герцога Орлеанского, чем пойдет на Монтаржи. Мадемуазель де Монпансье попыталась доказать ему, что интересы принца де Конде ей так же дороги, как ее собственные. Однако герцог Немурский упрямился и в ответ лишь повторял без конца одни и те же слова:
— Если армия пойдет на Монтаржи, я ухожу!
— Сударь, — промолвила принцесса, — если таково ваше намерение, я прошу вас уведомить меня об этом заранее, ибо в нашем положении полезно уметь отличать друзей от врагов.
— Как раз поэтому, — ответил герцог Немурский, — я и не прочь сорвать личину с ложного друга, который обманывает принца де Конде и намерен сделать то, чего не сделали бы даже его открытые враги.
— И кто же этот ложный друг? — с вызовом спросил г-н де Бофор, поднимаясь с сундука, на котором он сидел, и направляясь к герцогу Немурскому.
— Вы, сударь! — ответил герцог.
