Едва принцесса подошла к воротам, ее присутствие, как она и предвидела, усилило рвение лодочников, изо всех сил ломавших ворота снаружи, в то время как горожане делали то же самое изнутри. Что же касается стражников, охранявших ворота, то они, стоя с оружием в руках, оставались простыми зрителями этого разрушения, не помогая ему, но и не препятствуя.
Наконец, две доски из середины ворот вывалились; расширить пролом оказалось невозможно, так как ворота были укреплены двумя толстыми железными брусьями.
Тотчас же, действуя по приказу принцессы, какой-то лакей подхватил ее, поднял на руках и просунул в пролом; как только ее голова показалась с другой стороны, раздался барабанный бой, и стоявший возле пролома капитан подтянул принцессу к себе. Встав на ноги и протянув ему руку, она промолвила:
— Сегодняшний день, господин капитан, не прошел для вас бесполезно, и вам теперь будет очень приятно иметь возможность похваляться, что вы помогли мне вступить в город.
В ту же минуту снова послышались крики: «Да здравствует король! Да здравствуют принцы! Долой Мазарини!»; два человека подхватили принцессу, усадили ее в деревянное кресло и понесли к ратуше, где все еще обсуждался вопрос, кому отворить ворота — ей или королю. Все бросились навстречу ей, и, поскольку смелые поступки всегда производят огромное впечатление на толпу, народ восторгался мужеством принцессы и теснился за ее спиной, пытаясь дотронуться до нее и поцеловать край ее платья.
Когда ее пронесли так шагов пятьсот или шестьсот, эти изъявления восторга ей надоели и она заявила, что умеет ходить сама и желает воспользоваться собственными ногами. В ответ на ее требование кортеж остановился. Дамы ее свиты воспользовались этой остановкой и окружили принцессу. Тем временем с барабанным боем подошла городская рота и встала во главе кортежа, чтобы со всеми возможными почестями препроводить мадемуазель де Монпансье во дворец, где обычно останавливался герцог Орлеанский. На середине дороги ее встретил губернатор. Он пребывал в сильном смущении, понимая, что посланные им засахаренные фрукты были весьма посредственным доказательством его преданности. Позади губернатора шли городские чины, смущенные не менее его; запинаясь, они начали произносить приветственную речь, но принцесса, понимая, что ей следует ободрить их, прервала эту речь и сказала:
— Господа! Вы, вне всякого сомнения, весьма удивлены, узнав, каким образом я вступила в город; дело в том, что по натуре я чрезвычайно нетерпелива, поэтому мне наскучило дожидаться у Баньерских ворот, я стала прогуливаться вокруг крепостной стены, увидела ворота Брюле открытыми и вошла в город; вы должны быть весьма довольны, что я приняла такое решение, ибо оно избавляет вас от любых упреков со стороны короля за происшедшее; что же касается будущего, то я все беру на себя. Когда особы моего ранга находятся в каком-нибудь месте, они отвечают там за все, а здесь это справедливо с тем бо́льшим основанием, что ваш город принадлежит герцогу Орлеанскому, моему отцу!
— Мадемуазель! — взял слово мэр. — Мы приносим вашему высочеству извинения за то, что заставили вас ждать, но мы отправились навстречу вам, чтобы открыть перед вам ворота.
— Я убеждена в этом, — промолвила мадемуазель де Монпансье, — и, как раз потому, что у меня было такое убеждение, я решила, желая сократить вам наполовину дорогу, войти в город через ворота, которые оказались открытыми.
Прибыв во дворец, принцесса выслушала приветственные речи представителей всех городских властей и начиная с этого момента стала распоряжаться в городе, отдавая приказы, которые все исполняли без всяких колебаний.
На другой день после прибытия мадемуазель де Монпансье, в семь часов утра, ее разбудили со словами, что было бы полезно, если бы она прогулялась по улицам Орлеана с тем, чтобы расположить в свою пользу те умы, что стоят не на ее стороне, если таковые еще остались. И в самом деле, король не отказался от своего намерения въехать в Орлеан, и хранитель печати предпринял новую попытку вступить вместе с королевским советом в город. Понимая всю важность подобного шага, мадемуазель де Монпансье вняла поданному ей совету и послала за мэром и губернатором, с тем чтобы они сопровождали ее в этой прогулке. Повсюду были натянуты цепи, как это делается в городах, находящихся в осаде; ей предложили опустить их, но она отказалась, сказав, что пойдет пешком.
