На рассвете следующего дня они снова отправились в путь и в Артене столкнулись с маркизом де Фламареном, который подошел к принцессе и сказал ей, что у него есть для нее важные новости. Мадемуазель де Монпансье спешилась возле постоялого двора, чтобы выслушать маркиза, и узнала от него, что городские чины Орлеана не хотят принимать ее и велели передать ей, что король с одной стороны, а она с другой поставили их в весьма затруднительное положение и что они, никоим образом не желая становиться мятежниками в глазах короля и ослушниками в глазах своего сеньора, просят ее остановиться где-нибудь поблизости и притвориться больной; они же тем временем закроют городские ворота и дадут королю миновать город, а когда король проедет, они примут ее со всеми подобающими почестями. Однако мадемуазель де Монпансье была настроена показать, что она настолько же решительна, насколько малодушен ее отец. И потому она заявила, что ее нисколько не тревожит это сообщение и она едет прямо в Орлеан. И действительно, она села в карету, отпустив весь свой эскорт, чтобы двигаться быстрее, и взяв с собой только солдат герцога Орлеанского, да и то лишь потому, что они обязались двигаться с той же скоростью, что и она.
По пути она получала самые обескураживающие известия. Кто-то сообщал ей, что городские чины Орлеана твердо решили запереть перед ней ворота; другие утверждали, будто король уже в Орлеане и овладел городом. Однако мадемуазель де Монпансье ничего не хотела слушать и продолжала ехать вперед, говоря, что худшее, что с ней может случиться, это попасть в руки людей, которые говорят на том же языке, что и она, которые ее знают и, несомненно, окажут ей в плену все то почтение, на какое она по своему происхождению имеет право.
Принцесса заранее послала в Орлеан лейтенанта гвардейцев Прадина, командира эскорта, предоставленного ей герцогом Орлеанским. Он уже возвращался оттуда, когда она встретила его в одном или в двух льё от города. Городские чины поручили ему сказать мадемуазель де Монпансье, что они умоляют ее не продолжать далее свой путь, ибо в противном случае им придется отказать ей во въезде в город. По его словам, он доставил ей этот ответ со всей поспешностью, оставив магистратов заседать, так как хранитель печати и члены королевского совета уже стоят у городских ворот, противоположных тем, через которые намеревалась въехать принцесса, и требуют впустить их. Мадемуазель де Монпансье поехала еще быстрее и в одиннадцать часов утра была у Баньерских ворот, которые оказались заперты и перегорожены. Принцесса приказала сообщить, что это она стоит у ворот, но ей так и не открыли. После этого она провела три часа в ожидании, остановившись на постоялом дворе, куда губернатор города, г-н де Сурди, не имевший никакой власти, послал ей засахаренные фрукты, чтобы помочь ей набраться терпения. При всей изысканности такого знака внимания мадемуазель де Монпансье решила, что она не может отказаться от своего замысла. И потому, невзирая на советы своей свиты, она вышла из постоялого двора и стала прогуливаться по краю крепостного рва. Стоило ей появиться там, как сбежавшиеся на крепостной вал простые горожане узнали ее и, показывая на нее друг другу, принялись кричать:
— Да здравствует король! Да здравствуют принцы! Долой Мазарини!
При виде такого проявления чувств принцесса подошла к краю рва и, возвысив голос, воскликнула:
— Добрые люди! Бегите в ратушу и, если вы хотите видеть меня ближе, велите отворить мне ворота!
При этих ее словах на крепостном валу поднялось сильное волнение, но ей никто ничего не ответил, если не считать того, что снова послышались крики, причем более сильные, чем прежде:
— Да здравствует король! Да здравствуют принцы! Долой Мазарини!
Принцесса продолжила свою прогулку, хотя те, кто ее окружал, по-прежнему настоятельно советовали ей вернуться на постоялый двор, и дошла до ворот, стражники которых, желая отдать ей честь, взяли ружья на караул и выстроились в ряд на валу. Мадемуазель де Монпансье решила извлечь пользу из этого проявления уважения к ней и, громко крикнув, призвала командира стражников открыть ей ворота, но он знаком показал, что у него нет ключей.
