Людовик XIII - страница 96

Шрифт
Интервал

стр.

Монморанси отвели целый день на то, чтобы исповедаться и причаститься, — это тоже была особая милость. Герцог написал три письма: жене, сестре и своему доброму другу кардиналу де Лавалетту, но король разрешил передать только записку жене.

Утром 30 октября 1632 года ворота тулузской ратуши были закрыты, стража получила приказ никого не впускать. Во внутреннем дворе поставили эшафот. Явились городские чиновники в парадных одеждах, прево со стражей и гвардейцы капитана Шарлю. Здесь же были духовник короля отец Арну и кардинал де Лавалетт.

Около девяти привели Монморанси. Было довольно прохладно, но герцог остался в легком камзоле из тонкого белого сукна: свой расшитый золотом кафтан он, по традиции, отдал тюремщикам. Руки ему связали шелковым шнурком. Получив благословение отца Арну, он поднялся на эшафот.

Памятуя о том, как мучился Шале, для казни герцога решили использовать итальянское изобретение — острый топор, зажатый меж двух деревянных стояков. Палач попросил позволения обрезать слишком длинные волосы герцога, чтобы удар надежнее достиг цели.

Монморанси сам завязал себе глаза и лег на плаху. Он не сразу нашел удобное положение, поскольку раны всё еще болели. Палач дернул за веревку, топор упал, голова отделилась от тела. Убитый горем Лавалетт велел положить останки друга в свою карету и отвез к месту захоронения.

«Сир, смертью герцога де Монморанси ваше величество преподало большой урок на земле, но Господь в милости своей сделал его великим святым на небесах», — сказал отец Арну, сообщая Людовику о свершении казни. «Ах, отец мой, — отозвался тот с болью в голосе, — я хотел бы способствовать его спасению более мягким способом…»

Гастон Орлеанский 30 октября собственноручно написал королю и кардиналу, заклиная сохранить герцогу жизнь. Он был уже в Туре, когда узнал о казни Монморанси. Теперь он облачился в траур и снял с себя ленту Ордена Святого Духа. Раз король беспощаден к своим заслуженным и знатным слугам, жизнь его родного брата тоже находится под угрозой. «Я не уехал бы из королевства, если бы моя жизнь здесь была в безопасности», — заявил он своей свите.

Двенадцатого ноября он отправил Людовику письмо, заявив, что подписал соглашение в Безье лишь потому, что был уверен в помиловании Монморанси. Но поскольку все его «выражения покорности» ни к чему не привели, отныне он будет искать убежище за границей.

На самом деле у бегства Гастона была иная причина. Его фаворит Пюилоран, на которого распространялась амнистия, неосторожно проговорился королевским представителям о помолвке герцога Орлеанского. В него вцепились мертвой хваткой, и он выцыганил себе прощение лишь ценой точных сведений о тайном браке Месье. Когда Гастон узнал, что король и кардинал теперь в курсе его семейного положения, он собрал своих доверенных лиц, и те хором посоветовали как можно скорее ехать в Брюссель. Он прибыл туда 23 ноября, но Мария Медичи, чтобы не встречаться с разочаровавшим ее младшим сыном, заблаговременно выехала в Малин. Она теперь подпала под влияние ораторианца Шантелуба, бывшего на ножах с Пюилораном.

ПО ЛЕЗВИЮ НОЖА

Непобежденные не все непобедимы.

Пока во Франции разыгрывались эти драматические события, военные действия в Германии приняли не менее напряженный оборот. 16 ноября 1632 года Густав Адольф, обманув ожидания противников, решил перейти в наступление и выбить Валленштейна из Лютцена в Саксонии. Тот велел поджечь город, предварительно заперев жителей в замке. Шведский король сам шел в атаку на правом крыле своих войск. Его лошадь была ранена, та же пуля задела руку седока, и атака продолжилась без него. С Густавом Адольфом остались только семь-восемь человек. В тумане на них наткнулась группа имперских кирасиров; в завязавшейся стычке в короля выстрелили из пистолета и добили шпагами. Один из кирасиров спросил умиравшего, кто он, и услышал в ответ: «Я был шведским королем». Надо отдать должное его солдатам — они отбили тело своего монарха; князь Бернгард Веймарский взял командование на себя, и сражение продолжилось.

Большая часть шведской армии не знала о случившейся трагедии. А вот боевой дух их противников ослаб после гибели имперского полководца Паппенгейма. К концу дня и Валленштейн был ранен пулей в бедро.


стр.

Похожие книги