— И то утешение! Полагаю, мне следует поблагодарить вас за оказанную честь?
Резкий тон медсестры заставил Адам изловчиться и взглянуть на Жюли.
— Ага, она таки умеет дать отпор! — Брови его сардонически изогнулись. — А я-то полагал, что вы — образец христианского всепрощения!
Прежде чем удостоить наглеца ответом, Жюли туго затянула повязку и закрепила концы бинтов. Адам сердито хмурился, золотистые пряди в беспорядке падали на лоб: ни дать ни взять непослушный мальчишка! Вот только язвительный тон и исполненный горечи взгляд не вяжутся с образом.
— Так оно и есть, — заверила Жюли, с трудом сдержав улыбку. — Но в вашем случае я решила сделать исключение.
Мгновение Адам смотрел на нее, а затем рассмеялся — к превеликому изумлению их обоих.
Когда я смеялся в последний раз? — спросил себя юноша и обнаружил, что не помнит.
Когда он смеялся в последний раз? — спросила себя Жюли и поняла, что вся его раздражительность и недовольство, все придирки последних дней изгладились из памяти, точно по волшебству.
Услышав смех брата, доктор Батьяни остановился в дверях: сердце его дрогнуло. Ничего подобного он не испытывал с тех пор, как впервые услыхал смех Марии, своей жены.
— Ну-с, — проговорил Ференц весело, проглотив комок в горле, — а меня вы посвятите в шутку?
— Ваш брат меня изводит.
— Ваша медсестра мне дерзит, — передразнил ее Адам.
— Не более чем вы того заслуживаете, — парировала Жюли, ловко переворачивая Адама на спину, прежде чем Ференц успел прийти ей на помощь.
— Я отчитал ее за то, что она назначает свидания ухажеру у моей постели. Вот она и злится! — сообщил Адам.
— Ухажеру?
Жюли подняла взгляд на Ференца. Брови его вопросительно изогнулись, словно крылья ворона, в глазах вспыхнуло изумление. Внезапно Жюли стало ясно, до боли ясно: Ференц Батьяни никогда не воспринимал ее как женщину, тем более желанную, и сердце ее разбилось на тысячу осколков.
— А, понятно. Так, значит, вот почему мой друг, Анри Буше, витает в облаках!
Дружеская улыбка Ференца не помогла унять боль, терзавшую душу.
— Если на сегодня я вам больше не нужна, я пойду. — Врожденная гордость помогла ей взять себя в руки.
— Ступайте. Я…
Шутливое замечание замерло у него на устах при виде укоризненного взгляда Жюли. Ну разумеется, бедняжка смущена! Он, Ференц Батьяни, привык к ее неоценимой помощи, к ее неутомимому усердию и склонен забывать о том, что Жюли молода и прелестна. Но он не глядит на женщин с тех пор, как шесть лет назад в его жизнь вошла Мария.
Братья долго глядели на дверь, за которой скрылась девушка. Оба ощущали неловкость, сами не зная почему.
— Где ты ее нашел? — спросил Адам, скрывая истинные чувства под маской цинизма. — В сиротском приюте? Или на улице?
Ференц покачал головой.
— Все произошло с точностью до наоборот. Это она меня нашла. — Будь на месте собеседника кто угодно, кроме Адама, он тотчас же призвал бы его к ответу за презрительный тон. — Жюли — превосходная медсестра, а ведь только это и имеет значение, — небрежно отмахнулся Ференц, ставя точку в дискуссии. В небрежности этой явственно ощущалось нечто показное. — Мне передали, ты отказался пить маковый настой…
— Знаешь, Ференц, учитывая, что ты на протяжении многих лет занимался подпольной деятельностью, притворщик из тебя никудышный. И обворожительная улыбка, возможно, обманет твою дочурку, но только не меня. — Адам сощурился: — Что ты пытаешься от меня скрыть?
— Пустяки, Адам. Оставим все как есть.
Не в привычках Ференца было уходить от ответа, размышлял Адам, наблюдая за братом. Тот, засунув руки в карманы, стоял у окна, сосредоточенно разглядывая дворик. Внезапно Адам решил разгадать тайну любой ценой. Кто же эта девушка? Он лихорадочно перебирал в уме возможные варианты. Дойдя до единственного, хоть сколько-нибудь правдоподобного объяснения, Адам громко рассмеялся:
— Признавайся, Ференц, она — моя племянница или наша сводная сестра?
Ференц обернулся и встретился взглядом с братом. На мгновение ему захотелось, чтобы Адам остался в неведении, поверив в одну из этих версий.
— Нет, — покачал он головой. — Ни то ни другое.
