Рухнув на спину, словно поваленное дерево, Адам распростерся на земле, не в состоянии двинуться, едва дыша. Губы беззвучно шептали проклятия. Полковник отрывисто расхохотался и шагнул к коню.
Земля задрожала: всадники поскакали прочь. Беспомощный, Адам лежал под палящим августовским солнцем, повторяя страшную клятву: он выживет и освободит Илону. Он выживет, а человек с перебитым носом умрет от его руки!
— Шшш, тише. Все в порядке. Это всего лишь сон.
Звук медово-нежного голоса и аромат вербены привели его в чувство. Тело сотрясалось от пережитого кошмара, но сил унять дрожь недоставало. Стыдясь собственной слабости, Адам крепко зажмурился. На этот раз он знал, кто склонился над ним. Даже не открывая глаз, видел точеные черты. Губы ласково улыбаются, а в топазовых глазах затаилась печаль. Или, может быть, насмешка?
Картины ночного кошмара вновь замелькали перед мысленным взором, столь реальные, что Адам как наяву ощутил пыль и запах крови, и тело снова затряслось в лихорадке. Он знал: видения сгинут, если открыть глаза. Но он упрямо не размыкал век, опасаясь прочесть издевку во взгляде медсестры.
— Откройте глаза, — уговаривала Жюли. — Вы в Ницце, в клинике вашего брата. Вы в безопасности. — Одна прохладная ладонь легла на его щеку, вторая погладила влажный лоб.
Только ее тут не хватало! — думал Адам. Он хотел остаться наедине с тягостными воспоминаниями. Хотел оттолкнуть чуткие, нежные руки, но не смог. Ведь каждое их прикосновение сулило утешение и покой.
Адам с трудом разлепил веки: во взгляде его читалась такая мука, что Жюли задохнулась. Она привыкла иметь дело с физическими страданиями пациентов, но душевная боль, — не боль, агония! — застала ее врасплох. Готовая сделать все, чтобы облегчить эту пытку, и, опасаясь, что дара ее окажется недостаточно, Жюли коснулась губами впалой щеки.
Ощутив легкое прикосновение, Адам непроизвольно повернул голову, — так цветок пустыни тянется навстречу весеннему ливню. Уста их сблизились.
Шли минуты, а целомудренный поцелуй все длился. Молодые люди застыли, словно в оцепенении, не подозревая о таинственных силах, что уже пробудились к жизни в их душах.
Наконец Адам пошевелился, и Жюли инстинктивно отпрянула. Потрясенная до глубины души, с неистово бьющимся сердцем, она встала. Смущение и чувство вины охватили ее, не давая осознать значимость происшедшего.
Встретив смятенный взгляд девушки, Адам сомкнул веки. Но образ Жюли остался с ним как талисман, оградивший от ночных кошмаров, когда вновь наступила тьма.
Едва серо-голубые глаза закрылись, Жюли вздохнула с облегчением. Страдание и боль свели их вместе на краткое мгновение вне времени и пространства. Завтра, при свете дня, они и не вспомнят о случайном эпизоде. Второй раз за день Жюли взяла пациента за руку. Но на этот раз, дожидаясь, чтобы Адам заснул, она не грезила о Ференце Батьяни.
Жюли закончила перевязывать пациенту спину и принялась ловко бинтовать плечи. Доктор Буше, ассистент Ференца Батьяни, закрыл последнюю баночку с мазью и обернулся к девушке.
— Вы ведь скоро освободитесь?
— Еще минуты две, — улыбнулась Жюли. — Вам что-нибудь еще нужно, доктор Буше?
Слегка покраснев, молодой человек покачал головой.
— Просто хотел проводить вас домой, — тихо сказал он. — Если вы позволите…
Не успела Жюли ответить, в разговор вмешался пациент:
— Будьте добры, назначать свидания в другом месте и в другое время.
Нет, Адам Батьяни и святого выведет из себя, подумала Жюли, закусив губу: язвительный ответ так и дрожал на кончике языка. С того самого вечера, когда она избавила его от ночных кошмаров, Адам не упускал возможности выместить дурное настроение на медсестре, но других не задевал… вплоть до сегодняшнего дня.
Видя, как смутился молодой доктор, Жюли приветливо кивнула ему.
— Я, пожалуй, сама все закончу.
Решив, что в данном случае настаивать неуместно, доктор Буше собрал инструменты, застенчиво улыбнулся Жюли и вышел из палаты.
— Ну, и стоило ли грубить человеку ни с того ни с сего? — осведомилась Жюли, едва за ассистентом закрылась дверь.
— Ему? — Адам приподнял голову. — Я нагрубил вам.
