Так было до последнего времени. Но 10 июня вышел приказ по МВД: товарищу министра тайному советнику Дурново принять в свое заведывание Департамент полиции. Временно, до 15 августа. Это было вызвано предстоящими Саровскими торжествами. Готовилась канонизация Серафима Саровского, на нем настаивала царская чета. Синод и церковь вынуждены были уступить. Торжества должны пройти в местах жизни преподобного, они займут две недели. Все это время царь с царицей проведут там. И важнейшие министры тоже, включая Плеве. Вячеслав Константинович много сил отдавал подготовке к событию, оценив, как его желает государыня. Ведь угодить ей – значит завоевать доверие государя. Он сам ездил предварительно в Саровскую пустынь, строил губернаторов Нижегородской и Тамбовской губерний, вникал во все детали будущей канонизации. Ему стало не до полицейской прозы, и Плеве временно передал департамент в ведение Дурново. Так что формально Петр Николаевич имел право отдавать команды Зубатову.
– Как поступим? – деловито спросил подполковник.
– Я переговорю с ним.
– С Дурново?
– Да. Хочу выяснить, почему так вышло.
– И не страшно вам, Алексей Николаич? – искренне удивился жандарм. – Там такой характер…
– Я восемь лет служил под его началом, характер знаю. У Плеве он не лучше. Спросит, почему не разобрался до конца – что я ему отвечу?
– Да, попали вы меж двух огней. А может, не надо дразнить начальство? Дурново власти не превысил, он товарищ министра. Злопамятный. Вы вроде как подвергаете сомнению его полномочия. Он потом припомнит.
– Когда потом?
– Когда Плеве взорвут и он займет его место, – не моргнув глазом, ответил подполковник.
– А его взорвут?
– Полноте, Алексей Николаич. В этом нет никаких сомнений. Боевая организация ПСР[12] вынесла приговор, они не отступят. Плеве со всеми в драке, никого не щадит. Такие скипидаристые долго не живут. Сипягин вон какой был в сравнении с ним добряк. И шлепнули как муху. Не надо, а?
– Я подумаю, Яков Григорьевич.
– Вот! – обрадовался Сазонов. – Вот верная мысль. Авось и не станете дергать льва за усы. Всем нам от этого будет только лучше. А Филиппову уже все равно, он в аду горит.
– Давайте продолжим разговор с Химиком. Попросите его вернуться.
Финн вошел в комнату, сел напротив и принял подобострастный вид.
– Александр Юльевич, – обратился к нему сыщик, – вы помните, что было в тех трех стопках?
– Я сам науку давно, признаться, подзабыл. Мне судить трудно, но вроде бы оно походило на полное научное наследие покойного. Лабораторные журналы, черновики статей, таблицы с расчетами…
– Так что же в этом случае вывезли немцы?
– Какие немцы? – выпучил глаза Енотаевский. Ненатурально выпучил, подумал сыщик. Прямо как Сазонов в тот раз.
Начальник отделения дал разъяснения агенту. Тот задумался, потом сказал:
– Ну не знаю. Мы все конфисковали. Статейка, что я у вдовы забрал, случайно в спальне завалялась.
– А не мог часть бумаг унести Разуваев? – спросил коллежский советник.
– Разуваев? Петр Никодимович? Зачем ему?
– Да тем же немцам продать.
– А как он мог вынести бумаги незаметно?
– Вдова мне сказала, что Разуваев присутствовал на всех важных опытах своего учителя. Как ассистент и правая рука. Значит, он вполне мог быть в ту ночь в лаборатории. Что, если он и есть германский агент?
– Тогда Разуваев еще и убийца, – вставил Сазонов. – Ведь в письме резидента сказано: убили и вывезли документы. Одно лицо исполнило и то и другое. Вы делаете сильное предположение, Алексей Николаич. Вот только это не мог быть Разуваев.
– Почему вы так уверены?
– А наш дворник его бы непременно в ту ночь заметил. Там подъезд запирается, и выхода другого нет, кроме как через дворницкую.
– Но дворник говорит, что ассистент не приходил?
– Именно так. Мы же все проверили, когда вели свое дознание.
– Но он мог пройти через черный ход.
– Не мог, – возразил жандарм. – В десять часов вечера дворник его запирает на всю ночь.
– Да, загадка… А через окно? Там есть окно со двора в подъезд. Лето, тепло, рама могла быть открыта…
– Вы видели Петра Никодимовича? – хмыкнул Енотаевский. – Он в окне застрянет. Очень толст.
