Вдруг лицо агента дрогнуло. Он замолчал, потом с силой стукнул себя кулаком по лбу, так, будто хотел его разбить:
– Знаю! Я знаю!
– Что случилось? Что вы знаете? – всполошились собеседники.
– Я все понял, господа! Явиться ночью к Филиппову, а потом незаметно исчезнуть мог другой человек. И только он, никто другой. Другого доктор бы не впустил.
– Кто он? – спросил Алексей Николаевич, схватив осведа за плечи.
– Яшка Грилюк, вот кто.
– Грилюк? Это студент-анархист?
– Именно. Посудите сами, господа. Знаете, какая у него кличка в ихней среде? Яшка Бешеный. Он неуравновешен, быстро теряет самообладание. Психический, ей-ей психический! Ему человека убить раз плюнуть, ежели того требуют высшие идеалы анархизма.
– Погодите, Химик, – осадил агента Алексей Николаевич. – Зачем Грилюку убивать Филиппова?
– Он дурацкий, путаный тип. Анархист-пацифист, представляете, что у него в голове творится? Как миролюбец, Яшка и прибил доктора.
– Так и не понял, с какой целью.
– Ну, партия дала ему задание завладеть подрывным аппаратом Филиппова. Тому до конца экспериментов оставалось всего ничего. Анархисты могли подумать, что они сами справятся, доделают из лабораторной установки действующий образец. И обрушат оружие на эксплуататоров.
– А ведь верно, – пробормотал Сазонов.
Подбодренный Финн продолжил:
– Грилюк был вхож к изобретателю, видел аппарат. Знал, что тот собирался обнародовать свое открытие. И нанес упреждающий удар.
– А как он вошел и вышел? – азартно спросил подполковник.
– Залез со двора через окно и так же удалился. Яшка ловкий, ему это ничего не стоит.
– И унес с собой бумаги? – подхватил Лыков.
– Точно так. Не все, а самые важные.
– Но как тут оказались немцы?
У Енотаевского был ответ и на этот вопрос:
– Они все и затеяли. Подговорили анархистов, направили руку Грилюка, а сами будто бы в стороне. А потом выкупили бумаги у анархистов. Или того хлеще – обменяли на динамит.
Коллежский советник подумав, произнес:
– Дико звучит, конечно. Но так хотя бы могло быть…
– Надо взять Яшку и допросить, – высказался Сазонов. – Где он сейчас?
– Не знаю, – ответил агент. – Я его не видел с десятого июня. Говорили… в революционной среде, что он собирался в Москву. Готовит там какой-то экс.
– В революционной среде? – хищно ухмыльнулся начальник охранного отделения. – Это что имеется в виду?
– Ну, я вам сообщал. Товарищ Пантелеймон и товарищ Сергей. Так-то они эсеры, но сочувствуют и анархистам. Не определились еще, от чьего имени сатрапов убивать.
– А, эти… Они у меня намечены на осень. Пусть пока погуляют.
– Яков Григорьевич, – вмешался сыщик, – полагаю, надо дать задание Химику поточнее выяснить, где искать Грилюка. Если его догадка верна, пора изымать психа из общества.
– Согласен, Алексей Николаич. А вдруг он и правда обменял бумаги Филиппова на динамит? Начальство мне голову снесет! Александр Юльевич, примите поручение разведать про Грилюка как самое важное.
После этого освед был отпущен. Лыков с Сазоновым попили чаю – на явке имелся самовар, поговорили о том о сем. В частности, сыщик спросил у жандарма, как обстоят дела с анархистами. Много ли их в столице? Есть ли внутреннее освещение? Подполковник ответил, что его отделение анархистами не занимается, их целиком забрало себе ГЖУ. Якобы оттого, что в самом городе их нет, наезжают какие-то люди из Нарвы и Ямбурга, вот и отдали губернским.
Уже прощаясь, Сазонов спросил:
– Ну, что надумали?
– Вы имеете в виду, пойду ли я к Дурново?
– Конечно.
– Еще не решил, Яков Григорьевич. Вы поступили необъяснимо легкомысленно, если хотите знать мое мнение.
– Это как поглядеть! – обиделся подполковник.
– Как ни гляди, а поступать так было нельзя.
– Чего уж теперь! Дело-то сделано, не поправишь. А начнете ворошить, только всем навредите. Мне Плеве по шапке даст, но я исполнитель, мелкая сошка. Достанется Зубатову и Дурново. А они фигуры! Хочется ли вам заводить таких врагов? Подумайте о том, что будет завтра.
– Советуете скрыть факт уничтожения аппарата и всех документов от министра? Прямое поручение которого я выполняю.
– Ну и что? Мало ли мы скрываем от начальства, – глубокомысленно изрек жандарм. – Если небожителям обо всем рассказывать, сам не уцелеешь. Наверху любят только хорошие новости.