Потом он поднимается, тихонько подкрадывается к вам сзади и, пока вы усаживаетесь за стол, огорошивает вас вопросом:
— Долго ты будешь мозолить глаза?
Вы думаете, он шутит, а он в самом деле ждет ответа.
Тогда приходится объяснять, что вы дважды проходили мимо по делу и что зря он волнуется.
Он смотрит на вас невидящим взглядом, будто вы не с ним говорите. Качает головой и отчеканивает:
— В следующий раз берегись. — И для большей внушительности впивается в вас взглядом: — Берегись, понятно?
Вам не терпится ответить, но язык не поворачивается. Когда вы наконец поднимаете голову, он уже исчез.
— Беда в том, — серьезно говорит нам Ригольди, задерживаясь после работы, — что Бертони может стать опасным. Такие, как он, начинают с навязчивых идей и невесть чем кончают.
— Давно это с ним? — спрашивает пораженная Некки, пожилая набожная женщина, постоянно озабоченная тем, что происходит вокруг.
— С месяц, примерно с месяц, — отвечает ей Мольтени. — Началось с того, что он стал вдруг цепляться ко мне.
Мы с подозрением смотрим на Мольтени: всем известно, что она эротоманка. Мольтени улыбается:
— Представьте себе! Он стал требовать, чтобы я оставила его в покое и не задавала вопросов о его семейной жизни.
— Да, тут есть от чего свихнуться! — иронически замечает Д'Арбела.
— Он сказал, что башку мне проломит счетной машинкой, — добавляет с удовольствием Мольтени. — Однажды, после работы, он сказал: «Тронь только еще меня!»
— Ну и не трогала бы! — воскликнул Д'Арбела.
— Я? Мараться об это животное?
Д'Арбела скептически улыбается. Он как-то заметил, что и на смертном одре Мольтени не упустит возможности лишний раз удостовериться, что причащающий ее священник — мужчина.
— Не смейте говорить, — восклицает Мольтени, — будто я к нему пристаю!
— Не сердись, дорогая, — примирительно говорит Ригольди. — Д'Арбела просто хотел сказать, что иногда ты невольно выводишь Бертони из себя. Разве Д'Арбела не прав?
— Нет!
— Ну, дорогая, взгляни хоть раз правде в глаза, — обращается к ней Ригольди, которому важна истина. — Ты его часто подкалываешь, хотя и знаешь, что это сущий порох.
— А ты? — не спускает ему Мольтени.
Не говоря ни слова, Ригольди виновато опускает глаза. Следует немая сцена. Все знают, что они любовники. Хотя через месяц она выходит замуж за другого, они продолжают встречаться в маленькой гостинице на окраине.
Вмешивается Д'Арбела и ставит все на свои места:
— Мольтени права. Ты тоже подшучиваешь над Бертони. Верней, подшучивал. Мы тоже. Все мы виноваты (Некки зажимает рот рукой). Все мы люди и не прочь поддразнить ближнего. Но шутки пора кончать. Он и ко мне приставал на лестнице с угрозами. Он — псих, но кое в чем разбирается. Понимает, например, когда другие обращаются с ним как с ненормальным.
— Кто это другие? — вступаю в разговор я.
— Не вы, конечно, все это знают. К тому же вы только и думаете что о пенсии. А нам надо позаботиться о карьере. А этот псих может нам все испортить. Мало ли чего он выкинет. Нам надо вести себя осторожнее. Понятно?
Хмуро оглядев нас, Д'Арбела повторяет:
— Нам надо быть осторожнее.
К чему все эти призывы, когда речь идет о сумасшедшем? Когда сидишь с ним рядом по восемь часов в день и постоянно общаешься с ним по работе? Да, верно, в свое время мы перегнули палку, верней, они перегнули, потому что я тут ни при чем. Это признал даже Д'Арбела. Я отсиживаюсь в углу и, как говорится, сушу весла. А они на что теперь рассчитывают, если раньше над ним потешались? Бертони свихнулся. Я не говорю, что они всему виной, но какой теперь смысл бить себя в грудь или валить вину на других? Теперь слишком поздно. Он уже вбил себе что-то в башку, остается лишь ждать последствий.
Мольтени порядком струхнула. Так ей и надо: она нарочно без конца сновала перед его столом, хотя и знала, как это его раздражает. Каждый день она выспрашивала новости о его жене, хотя ей было известно, какой кошмар творится у него дома. Ей было известно, что жена его изводит, бьет, царапает, а он при всей своей силе терпит это. Мольтени прожужжала всем уши, что ни за что не хотела бы иметь мужа, который позволяет себя бить. Что ей нужен настоящий мужчина. Это ей-то, которая все время водит за нос своего будущего супруга, чтобы переспать с сослуживцем! Даже ее любовник Ригольди вступался за Бертони, вероятно, из остатка мужской солидарности.