В воздух с ревом взмыл самолет. Он набирал высоту, а в багажном отделении в огромном чемодане с наклейкой про Канберру и дырочками в боку слышалась какая-то возня.
— Меня сейчас стошнит, — пробасил Эму.
— Я тебя умоляю! — испуганно вскинулся Кенг.
— Что это мне мешает? — вновь раздался голос Эму.
— Ложки, — ответил голос Лени.
— Какие еще ложки?!
— Обыкновенные. Деревянные, расписные. Дед Авоська подарил.
— Бр-р-р, холодновато, — поеживался Кенг. — Зря я плащик со шляпой сбросил.
Несмотря на тесноту, австралийцы еще теснее прижались друг к другу.
— Как ты думаешь, Кенг, могу я теперь считать себя летающей птицей? — с надеждой в голосе спросил Эму.
— Еще бы, — отвечал кенгуру. — Журавлиха может тобой гордиться. Ты же сам говорил, что ты — редкий экземпляр.
— Земляки, — вдруг спохватился пригревшийся Лени. — Я все-таки до конца не понял, так мы футбольный матч выиграли или проиграли?
С земли на набирающий высоту самолет, задрав головы, смотрели Галка, Бобрик и баба Маня. Смотрели до тех пор, пока он не скрылся из виду.
— Ох и шустрые мы ребята, я вам скажу, — прозвучал над облаками голос Лени.
В небе над аэропортом наступило короткое затишье.
— Пора и нам, — засобиралась баба Маня. — Дома, поди, нас уж заждались. Муню доить пора.
Корова Муня и впрямь в это время пришла к бабе Мане доиться. У дома, кроме фургона звероловов, стояла машина с надписью «Скорая помощь». Муня сдержанно протиснулась в распахнутую настежь калитку и, не обращая ни на кого внимания, встала посреди двора.
А двор бабы Мани выглядел как после мамаева побоища.
Люди в белых халатах, обогнув Муню, вынесли Иваныча со двора на носилках. Все это время он провисел на яблоне вниз головой и теперь приговаривал:
— Кто-о-о над нами вверх ногами? Кто над нами! Вверх ногами! Докладываю! Полет проходит в штатном режиме…
Осипшие куры поглядывали на санитаров с опаской и издалека. Зато петух ходил по двору гоголем.
Третий зверолов считал санитаров:
— Сто пятнадцатый кенгуру, сто двадцать седьмой кенгуру, сто тридцать первый… Привет…
Четвертый забился в стог сена, и его отыскали с великим трудом. Он наотрез отказывался выходить, ему всё казалось, что за углом его поджидает мумия.
Клюнутый в лоб зверолов шептал себе под нос:
— Корова, корова… я — страус… Как слышите, корова? Почему молчите? Отвечайте…
Только Серега бегал между санитарами и выпуливал скороговоркой:
— Я вам говорю, они точно здесь! Я сам видел уши кенгуру. Да здесь их целое логово! У них тут пес в шапке ходит. Точно-точно! И петух на яйцах сидит!
Санитары сочувственно смотрели на Серегину голову, вымазанную в тесте, и понимающе цокали языками. Дед Лексей стоял около пугала и хитро улыбался ртом в три зуба.
А дед Авоська услужливо провожал санитаров до калитки:
— Вот и я говорю… Приехали ни с того ни сего и давай требовать, мол, сумчатых им подавай. Что ж это, последняя сумка, и ту отдай? А я вам скажу, так недолго и до австралопитеков договориться. Ох, и фантазёрный у нас народ!
Когда машина, погрузив звероловов и включив мигалку, двинулась прочь, Авоська довольно потер руки. Тут из-под крыльца один за другим выкатились желтые цыплята.
— Пи-пи-пинь, — встряхивали они слабыми крылышками и вертели головками по сторонам.
— Глянь-ка, Авоська, — подставил цыплятам шершавую ладонь дед Лексей. — В нашей Ложкаревке прибыло. Привет…
