— Возражение!
— …или что беседу вела тринадцатилетняя девочка?
Уэнди открыла рот… и закрыла.
— Можете отвечать, — подсказала ей судья.
— Я притворялась тринадцатилетней девочкой.
— Ах, а кто нет? — вздохнул Флэр.
— Господин Хикори, — предостерегающе проговорила Лори Говард.
— Простите, ваша честь, не удержался. Итак, мисс Тайнс, если бы я читал ваши сообщения, то не понял бы, что вы притворяетесь, верно? Я решил бы, что действительно беседую с тринадцатилетней девочкой.
— Где здесь вопрос? — развел руками Ли Портной.
— Вот он, дорогуша, слушайте внимательно. Эти сообщения писались тринадцатилетней девочкой?
— Такой вопрос уже звучал, ваша честь!
— Просто «да» или «нет», — продолжал Флэр. — Автор сообщений — тринадцатилетняя девочка?
Судья Говард кивнула, разрешая Уэнди ответить.
— Нет.
— На самом же деле вы, как сами сказали, притворялись тринадцатилетней девочкой, верно?
— Верно.
— Сейчас вы предполагаете, что собеседник выдавал себя за взрослого мужчину в поисках секса с несовершеннолетней, а тогда думали, что беседуете с больной герпесом монахиней-альбиноской, верно?
— Возражение!
Уэнди посмотрела Флэру прямо в глаза:
— За сексом в дом к ребенку пришла не монахиня альбиноска, больная герпесом.
Хикори пропустил замечание мимо ушей:
— А что за дом, мисс Тайнс? То здание, где вы установили свои камеры? Скажите, там проживала какая-нибудь несовершеннолетняя девочка?
Уэнди промолчала.
— Ответьте на вопрос, — потребовала судья.
— Нет.
— Но вы там были, верно? Тот собеседник по чату — некто, чью личность мы на данный момент еще не установили, — вероятно, мог увидеть вашу новостную передачу, — слово «новостную» Хикори произнес так, будто оно дурно пахло, — после чего решил подыграть, дабы лично встретиться с соблазнительной тридцатишестилетней телезвездой. Такое возможно?
— Возражаю, ваша честь, — снова поднялся Портной. — Это решать суду.
— Согласен. Но следует обсудить очевидно имевшую место провокацию, — сказал Флэр. — Вернемся к вечеру семнадцатого января, мисс Тайнс. Что произошло после того, как вы столкнулись с моим клиентом в устроенной вами западне?
Уэнди подождала, не возразит ли прокурор против «западни», но тот, похоже, решил, что и без того сделал достаточно.
— Ваш клиент сбежал.
— Сбежал, когда вы выскочили на него с камерами, прожекторами и микрофонами, верно?
Портной продолжал молчать.
— Да.
— Скажите, мисс Тайнс, так ли поступают большинство попадающих в ваши ловушки?
— Нет. В основном пробуют оправдать свое появление.
— И в основном оказываются виновными?
— Да.
— Однако мой клиент отреагировал иначе. Любопытно.
Тут снова заговорил Портной:
— Возможно, господину Хикори это и любопытно, но остальным его выкрутасы…
— Хорошо, снимаю вопрос, — необычно легко отступился адвокат. — Спокойнее, советник — тут нет присяжных, неужели вы полагаете, что без вас судья не поймет моих «выкрутасов»? — Он поправил запонки. — Подытожим. Мисс Тайнс, вы включили камеры с софитами, выскочили с микрофоном, а Дэн Мерсер сбежал — таковы ваши показания?
— Да.
— Что вы сделали потом?
— Велела продюсерам идти за ним.
Флэр изобразил крайнее изумление:
— Разве ваши продюсеры — полицейские?
— Нет.
— Вы полагаете, частные граждане могут преследовать подозреваемых без помощи сотрудников правоохранительных органов?
— С нами был один полицейский.
— Ах, бросьте, ваша передача — чистая погоня за сенсацией, наижелтейшая ерунда…
— А ведь мы раньше встречались, господин Хикори, — оборвала его Уэнди.
— Правда? — запнулся тот.
— Я, когда работала помощником продюсера шоу «Слушается в суде», пригласила вас в качестве эксперта по делу об убийстве Роберта Блейка.
Флэр встал лицом к зрителям и отвесил глубокий поклон:
— Дамы и господа, нам удалось установить: я — продажная девка, которая пойдет на все ради пары минут на экране. Туше. — В зале снова раздались редкие смешки. — К делу, мисс Тайнс. Вы хотите сказать, применение закона вплоть до сотрудничества с органами правопорядка происходило ради вашей журналистской чепухи?
— Возражение!
— Разрешаю вопрос.
— Но, ваша честь…
— Отклонено! Сядьте, господин Портной.
— Мы наладили связи с полицией и офисом окружного прокурора, поскольку для нас важно было не преступать закон.