— Да. Замысел уже существовал… И обстоятельства этой ночи его только ускорили.
— Как это часто стало встречаться в моей практике, когда очень тесно соседствует случайное и продуманное. И нередко одно от другого почти невозможно отличить… Ведь Карина не профессиональная преступница. Но ей помог случай. В заявлении она пишет, что понятия не имела, что ее муж аллергик.
— Заявление Кариной — ложь. Она все отлично знала.
Богиня всех богинь — Истина в траурном платье. Ваграм отложил эту репродукцию.
— Почему ты ее отложил? — удивился Олег. — Истина — тоже женщина.
— Нет-нет. Это самая последняя работа художника. В ней — предчувствие угрожающих событий. Еще на выставке эта картина помогла мне преодолеть сомнения… Говоря языком математики, у каждого множества есть нижняя грань, которая обязательно является его предельной точкой и ему уже не принадлежит. Следовательно, «Истина», резко отличаясь по философскому замыслу и художественному исполнению от всех остальных картин, является той самой предельной точкой, то есть последней картиной автора… Усек?
— Усек!.. Тогда что же ты отвлекаешься?
— Извини. — Ваграм по-детски смутился.
— Деньги. Опять деньги. Опять богатство. Страх потерять богатство. Боялась, что он разведется с ней.
— Олег, все значительно сложнее. Как раз бросающаяся в глаза банальность истории и путает все карты. Карина понимала, что дело не обойдется без подозрений и обвинений. Люди завистливы. Так ведь бывает, и когда человек вовсе не виноват. А вот ты не задавал себе вопроса, почему Карин почувствовал себя плохо?
— Она сама была удивлена.
— Нет. Она не была удивлена. Если бы она даже не добавила аллергена и Карин умер бы от одной ампулы врача, все равно она — убийца.
— Но сам-то Карин видел, что ему собираются делать укол. Не мог же он забыть, что он аллергик.
— Да, не мог. Но нет, не видел.
— Как это он мог не видеть и не чувствовать, что врач делает ему укол анальгина?
— Он находился в глубочайшем трансе, Олег. И для этого у него были слишком веские причины.
— Ваграм, есть статья, что у Карина наступил творческий кризис. Он не знал, как писать дальше. В ней прямой намек на самоубийство. Сейчас найду…
— Не надо искать, — Ваграм выдержал паузу, — у Карина был мощный стресс. Он был переполнен такой болью, что не мог почувствовать, когда его кто-то кольнул в мягкое местечко. Он никого не видел и ничего не слышал вокруг. Вот чем воспользовалась Карина. Секрет в этом.
— Дела-а-а…
— Как у тебя завтра складывается день?
— Кошмарно. Тебе лучше не знать. А у тебя?
— Кафедра… Эффект бессмысленного пространства…
— Это еще что такое? — спросил Олег.
— Ну, представь себе, — сказал Ваграм, — человечество лишилось или Бальзака, или Шекспира, или Толстого…
— Не было бы «Человеческой комедии», «Войны и мира», «Гамлета»?.. Чушь какая-то.
— Какая-то чушь? Хм… Каждый большой художник — это законченная гармоническая форма в непрерывном гармоническом анализе мира. Казалось бы, ее уничтожить нельзя. Но, тем не менее, ее уничтожают. И тогда возникает эффект бессмысленного пространства. Мы же не знаем о существовании очень многих прекрасных художников, ни об их произведениях, ни о том, что они были. И для нас это далеко не безболезненный процесс — обворованные в искусстве столетия и эпохи. Я это говорю не потому, что потеря каринской живописи была бы для человечества невосполнимой. И все-таки где-то был бы ощутимый разрыв в цепочке этого анализа…
— Ваграм, послушай, я тебе прочту одно интервью Кариной, где она страдальчески заявляет, что пожертвовала своей актерской судьбой ради мужа…
— Не буду слушать. Двадцать один год, всего двадцать один год. Ну, и птичка! Вот наследственность — тут никакая генная инженерия не справится. Она выстрадала эти картины. Она их выстрадала! «О, времена! О, нравы!» Лучше посмотрим, как была совершена кража портрета Ники…
