Ошейник тигра замигал. Звонили. Вульгарной походкой джунглей зверь направился в прихожую открыть двери и встретить посетителя.
— Доложите профессору математики, что пришел детектив… Привет, Ваграм!
— Салют, Олег!
— Когда-нибудь твой электронный зверь меня съест. С таким вниманием относятся только к своим будущим жертвам.
Олег погладил тигра против шерсти. Тигр зарычал: р-р-р!
— Съест, если ты не изменишь свой студенческий стиль вваливаться по ночам, не предупредив по телефону. — Ваграм отглотнул из чашечки кофе.
— Ну, что ты скажешь? — спросил Олег.
— В вашем департаменте отличная фотоаппаратура. Я посмотрел репродукции. Такие тонкие листочки, очень хорошо снято.
— Я снимал скрытой микрокинокамерой. Она не разрешает снимать.
— Кто она?
— Печальная вдова художника.
— Вдова?
— Да! Вдова!
— А кто он?
— Некто Вадим Карин… Слышал когда-нибудь?
— Нет. Не слышал.
— А ты почитай. — Олег выложил на стол кипу газет.
— Зачем?
— Ну, почитай. Одни заголовки чего стоят: «Он мог бы жить», «Смертельный укол анальгина», «Открытие таланта», «Неизвестный художник» и так далее…
— А почему тебя это беспокоит? — спросил Ваграм.
— Странная история. Через месяц после смерти художника жена устраивает домашнюю выставку.
— Ты что, занимаешься этим делом?
— Да я обо всем узнал из газет. Но мне кажется, что здесь что-то не так… Ему не исполнилось и двадцати восьми лет… Может, это было убийство?
— У тебя профессиональная подозрительность, Олег.
— Но о нем никто не знал ни среди художников, ни среди любителей живописи.
— Это уже становится интересным, когда человека никто не знает, — сказал Ваграм.
— Ну, да. Вокруг его имени какая-то стерильная пустота. А в природе таких вещей не бывает…
— Почему не бывает? Жизнь — это не только то, что похоже, не только то, что одинаково. Тебя беспокоит что-то другое.
— Но в двадцать восемь лет просто так не умирают и просто так не убивают.
— Предположим, и это не совсем верно, — сказал Ваграм, — иногда убивают и просто так.
— Но не в этом случае. Не в этом, — возразил Олег. — Зачем? Не сегодня завтра он все равно стал бы одним из самых знаменитых художников.
— Хм! — хмыкнул Ваграм. — Не сегодня завтра это аллегория будущего, а вчера и позавчера он им не стал… Значит, интуиция?
— Да! Интуиция!
— Это не так мало. — Ваграм подошел к окну и раздвинул шторы. — Осень… Август… Который час?
— Одиннадцать. Вдова закрывает двери квартиры в два-три часа ночи.
— Не боится, что обворуют?
— Видимо, нет.
— Красивая женщина?
— Очень красивая!
— Она может обратить внимание на твои посещения.
— Я скажу, что ты большой знаток живописи.
— Знакомить меня с ней не надо.
— Как хочешь… Я жду тебя в машине…
Олег вышел. Ваграм спустился чуть позже… Нехотя и лениво. Его привычка работать ночами, его ночное одиночество было нарушено.
В машине Ваграм спросил Олега:
— А ты что-нибудь выяснял?
— Я воспользовался тем, что пресса подняла шум, и поэтому мой интерес к его личной жизни был вполне пристойным.
— А где работал Вадим Карин?
— Обычный инженер… Но вот после похорон несколько человек пришли к нему домой и, увидев его картины, ахнули… И колесо завертелось…
— Через месяц после смерти мужа — выставку. Или она современнее, чем само время, или что-то толкнуло ее на этот отчаянный шаг.
— Да. Нарушены всяческие приличия и общепринятые представления о трауре. Что это — месть? Она мстит?
— Я надеюсь, ты ее не обвиняешь?
— Да нет. Это ее право.
— Мы ведь с тобой не знаем, что это была за жизнь…
— Но ей всего двадцать один год.
— Ну и что? И в двадцать один год можно отдать все любимому человеку… И ничего не оставить для себя…
— Но так поспешно распродавать свою любовь…
— Верно. Но верно и другое… А что если это — шоковое состояние. Пока был жив муж, картины не покупали. А теперь она получает наслаждение от неумеренно-восторженного ажиотажа, растерянности, суеты, от этого аукциона… Что-то вроде наркотика…
— Ничего себе наркотики… Картины стоят не одну тысячу!
—Да?
— Сейчас сам увидишь.
— Такие деньги могут платить только очень опытные коллекционеры…
— И платят. Платят.
— Ты все еще участвуешь в гонках?
— Нет. Постарел.
