.
Тогда Остромецкий сблизился с одним московским пленником, уверив его в том, что он некто Иоанн Миллер[874], находившийся когда-то на службе вместе с Фаренсбахом у московского государя. Он помнит хорошо милости к себе последнего и хочет теперь опять перейти к нему на службу, совершив дело, которое освободит Псков от осады. Для этого необходимо отнести этот ящик Шуйскому и открыть его в присутствии: князя. Пленник поверил словам Остромецкого и исполнил все так, как последний ему приказал. Ящик был вскрыт псковскими военачальниками, причем, конечно, произошел взрыв, от которого погибло несколько человек.
Распространился слух, что убит и Шуйский, но на следующий день в лагере Замойского появилось письмо князя, обвинявшее гетмана в том, что он желал предательски умертвить его. Замойский вызвал за это Шуйского на поединок, назначив место для него между своим лагерем и крепостью, и приказал в виду города пронести на копье свою гетманскую шапку с перьями. Увидев ее с башни у реки Великой, Псковитяне быстро скрылись в городе[875].
Так продержался Замойский до окончания войны шесть ужасных недель: от сильных морозов, недостатка в одежде и продовольствия развились в лагере болезни, от которых чуть ли не большая часть армии страдала[876], а польский гетман все сидел под Псковом… Если доблестная защита кн. Шуйским и его воинами Пскова умерила требовательность Батория и ускорила заключение мира, то с другой стороны столь же удивительная стойкость польского гетмана и его войска способствовала тому, что главная цель войны была достигнута Баторием: Ливония отнята у Иоанна.
Переговоры в Запольском яме велись при посредничестве Рима, вследствие чего борьба из-за Ливонии в царствование Стефана Батория приобрела еще более важное историческое значение: она сделалась одним из весьма интересных эпизодов в истории стремлений папства к господству над миром. Желая играть, подобно средневековым папам, роль руководителей христианства, папы XVI века пытались устроить обширный крестовый поход против Турок, чтоб изгнать их из Европы и таким образом доставить кресту торжество над полумесяцем. К антитурецкой лиге Рим надеялся привлечь также и московских государей, причем он старался вместе с тем склонить их к унии с католической церковью. Григорий XIII, занимавший папский престол в рассматриваемую нами эпоху, продолжал политику своих предшественников. Уже в 1576 году папа вступил в сношения с московским посольством, отправленным к императору Максимилиану II, и намеревался выслать в Москву для осуществления вышеозначенной цели миссию, но папские намерения вследствие сопротивления императора потерпели неудачу[877]. Однако они сделались, таким образом, известны московскому государю[878]. Тогда у Иоанна возникла надежда на то, что посредничество папы может прекратить тяжелую для московского государства войну со Стефаном Баторием.
Положение Иоанна в 1580 году было весьма затруднительно. Польский король занимал все больше и больше московских земель, Шведы стали снова утверждаться в Эстонии, Дания готова была присоединиться к врагам московского государя, в казанской и астраханской областях могло вспыхнуть всякую минуту восстание[879]. При таких обстоятельствах Иоанну пришла мысль обратиться за помощью против Речи Посполитой к императору и папе; царь предлагал им союз против Турок под тем условием, что они постараются склонить к миру польского короля и убедить его в необходимости борьбы общими силами с бусурманами, непримиримыми врагами христианства[880].
В конце 1580 года отправлен был с этой целью в Прагу (где жил император Рудольф II) и Рим гонец Леонтий Истома Шевригин. Миссия его увенчалась успехом только у папы. Хотя Иоанн в письме к папе ни словом не затрагивал вопроса о церковной унии, однако Григорий XIII счел прибытие московского гонца в Рим за обстоятельство весьма подходящее для того, чтобы поднять именно этот вопрос, питая, очевидно, надежду на возможность осуществления унии, и решил выслать с этой целью в Москву особенного уполномоченного[881]
