Но боль её и бесконечный страх
Не пробудили в строгих судьях жалость.
Двоим убийцам там прощенья нет.
Как нет его и на земле Российской.
И каждый наступающий рассвет
Кладёт свои лучи на обелиски.
О, как же справедливы Небеса,
Не оставляя подлость без ответа.
Печально Пушкин опустил глаза.
И грустно смотрит Лермонтов с портрета.
* * *
Лихие ребята во власти
Ведут нас дорогами бед…
На все наши мирные страсти
Европа звереет в ответ.
Неужто нельзя поумнее
Вести политический торг?
Не биться напрасно во гневе,
Не прятать нежданный восторг.
Ведь все мы одноземляне.
В какой бы стране кто не жил,
И чем бы земляк не был занят,
Он хочет, чтоб мир счастлив был.
* * *
Чиновники и толстосумы
Россию взяли в оборот.
И опустился в души сумрак
От неожиданных невзгод.
Теперь страна уже не наша.
Она богатым отдана.
А мы – народ
Под кличкой Раша –
Хлебнули горестей сполна.
Хотя я оптимист бывалый.
Я верю в правду и успех.
Но лишь бы власть не забывала,
Что Родина одна на всех.
И что бы ни случилось завтра,
Служить мы верно будем ей.
Не вотчине господ внезапных,
А вечной Родине своей.
Монолог тверского ветерана
Власти назвали прожиточный минимум.
И цифру такую преподнесли,
Что даже ветерану с именем
Придётся отсиживаться на мели.
А я не привык в своём государстве
Чувствовать себя чужаком.
«Вы, господа, о нас вспомнили… Здрасте!
А не пошли бы вы с ветерком…»
Надо ж додуматься до такого,
Поделив Россию на голь и знать.
И подыскать подходящий повод
Хамство вельможное оправдать.
Выходит, по-вашему, ветераны
Пожили… Надо и совесть знать…
Болят к непогоде старые раны,
Значит, пора, старичьё, умирать.
А может, пора умереть тем устоям,
Что нас превратили в ходячий хлам?
Впрочем, занятье сие пустое,
Коли оно во вред господам.
И всё же я верю в те перемены,
Которые к радости нас вернут.
Дожить бы до справедливой меры,
Когда решать будет только труд.
* * *
Я в доме все словари перерыл
И отыскал дневники свои,
Хотелось так сказать о любви,
Как мир ещё не говорил.
И всё свершилось само собой,
Явились к нам те слова.
И ты узаконила их права,
Чтоб стали они судьбой.
Я сердцем слышу их тихий плеск,
Я полон ими навек,
Как полон надеждой Ноев ковчег,
Как музыкой – майский лес.
Всю жизнь повторяю я те слова,
Чтоб ты не забыла их.
Судьба поделила их на двоих.
И снова была права.
Танцы на барабане
Книжный ряд / Библиосфера / Литпрозектор
Казначеев Сергей
Теги: Игорь Вирабов , Андрей Вознесенский
Игорь Вирабов. Андрей Вознесенский. – М.: Молодая гвардия. 2015. – 703 с.: ил. – (Жизнь замечательных людей). – 5000 экз.
Андрея Вознесенского знают все. Даже те, кто его не любит. Он наше всё. Или почти всё. Говорю об этом без иронии, ибо кто же не слышал «Миллиона алых роз» или «Танца на барабане» при всей сомнительности качества этих сочинений.
Кто из нас в юности (не в «Юности», а по молодости лет) не любил его стихов! Они привлекали к себе коэффициентом интеллектуальности автора, который на фоне большинства других современников действительно зашкаливал. Шутка сказать: Мэрилин Монро, Марк Шагал, Ален Гинзберг в одном флаконе. Потом уже подбор фигурантов интеллектуального процесса стал вызывать другие навязчивые ситуации.
Но сегодня речь, собственно говоря, не о Вознесенском, а об авторе книги о нём, о художественной биографии. И тут возникают несколько иные ситуации и ассоциации.
Представьте себе, что вы сидите в некоем интеллектуальном кафе или – хуже того – в ресторане. Внимательно изучаете представительное меню, переходите к карте вин, делаете заказ… А в это время к вашему столику стюард подвозит тележку со всем содержимым тамошней кухни и… вываливает эту кучу прямо перед вами. Нет, среди содержимого немало хорошего съестного и можно было бы получить удовольствие. Но когда видишь колбасу в разливе шампанского, а огурцы в мороженом, аппетит почему-то пропадает. Всему своё время. И своё место. Вообще говоря, все предметы должны быть на своих местах. Нам хочется иметь свободу выбора.
Вот примерно эти мысли приходят на ум, когда читаешь некоторые книги в жанре современной художественной биографии. Каков он, Андрей Вознесенский? Где концепция его жизни и творчества? Автор исследования Игорь Вирабов, в общем-то, старается не грешить против истины и проговаривает общеизвестные азбучные истины: вот знакомство с Пастернаком, вот эстрадные выступления в Лужниках, вот перебранка с Хрущёвым… Но мы всё это знали сто лет в обед. А что стояло за этим? Внимательному читателю хотелось бы хоть немного углубиться в суть противоречий, которых в личности Вознесенского всегда хватало. Но автор не ставит перед собой цели проникнуть в глубину противоречий этой личности, а чаще всего ограничивается разборками в писательской среде, постановлениями партии и правительства или передовицами газет.
