Летопись свидетельствует: «1633 года января 23 день. Ходил Государь к Спасу на Новое к вечерней панихиде. А на Государе было платья: шуба санная, сукно тёмно-вишнёво; зипун комнатной, шапка, сукно вишнёво с тафтяными петли; да в запас отпущено: стул сафьяной, подножье тёплое меньшое, кабеняк лундыш вишнёв, три суконца кровельных».
А вот интереснейшее свидетельство от 6 августа 1662 года: «Обедни Государь (Алексей Михайлович) слушал у праздника Преображения Спасова Нового монастыря. А на Государе было платья; ферезия, сукно скорлат червчет, с широким кружевом, холодная; ферези, атлас бел, испод соболий, зипун без обнизи, шапка, бархат двоеморх шафранного цвета с большими запоны».
Исторические источники отмечают, что особенно часто – каждую неделю! – приезжал в монастырь царь Фёдор Алексеевич.
Видели в Новоспасском и царей-братьев Ивана и Петра. А в 1716 году Пётр I, выражая особое своё отношение к монастырю, велел отлить для него большой колокол. А ведь в это время Россия воевала с Швецией, и согласно указу императора церковные колокола переливали в пушки!
Но чем меньше романовской крови было в каждом следующем монархе, тем реже они посещали могилы предков. Последней, кто привечала монастырь, была императрица Елизавета Петровна. А уж при Екатерине II ни о каком особом отношении к Новоспасскому не было и речи. Считаные разы бывали здесь Александр I и Николай I.
1812 год огненным ураганом прошёлся по обители – многие гробницы Романовых были утрачены, осталось чуть больше тридцати. Восстановить родовую усыпальницу решил Александр II в 1857 году, в результате чего гробницы были отделаны белым камнем.
Последним из Романовых, чей прах нашёл пристанище в родовой усыпальнице в 1995 году, стал великий князь Сергей Александрович, погибший от бомбы террориста Ивана Каляева 4 февраля 1905 года.
– Насколько искренней и глубокой вам видится религиозность тогдашних царей? Что это – в большей степени веление сердца или политический антураж?
– Первые цари из династии Романовых были на редкость набожными людьми. Вера в Бога воплощалась у Романовых в том числе и в строительстве Русской православной церкви – основании храмов и монастырей, в щедром жертвовании богатых даров и вкладов на развитие церковной жизни. Одним из самых известных, возникших таким образом монастырей является Страстной, стоявший ранее на одноимённой площади, известной ныне как Пушкинская.
Михаил Фёдорович часто ездил к чудотворным иконам. Тут было и естественное желание излечиться от нездоровья. Человек он оказался болезненный, и без того слабый духом, испытывал частые физические страдания. Быстро утомляли его и езда, и ходьба, и даже долгое сидение на троне. К тому же иностранные лекари нашли у царя признаки водянки. Первая жена его умерла вскоре после свадьбы, а из трёх сыновей от второго брака выжил лишь один. Всё это тяжёлым спудом давило на слабую и впечатлительную натуру Михаила Фёдоровича.
Следующий самодержец Алексей Михайлович словно по недоразумению назван в русской истории Тишайшим. А ведь чего только при нём не случилось! Война, Смута, Соляной и Медный бунты, восстание Степана Разина, церковный раскол... Кровь непрекращавшимся потоком лилась три десятка лет. Тишайшим был его характер, а не правление. Такого доброго и мягкого царя подданные ещё не видели. Да и опытные, много чего повидавшие на Руси заморские посланцы это отмечали. Какой странный царь у русских – при своей безграничной власти над народом не посягнул ни на чьё имущество, ни на чью жизнь, ни на чью честь, сказал, как отмерил, австрийский посол Мейерберг.
Образцом набожности назвал Василий Ключевский царя Алексея Михайловича.
– Даже Ключевский – этот едкий критик политического лицемерия?
– Такова уж историческая правда… С любым иноком Алексей Михайлович мог потягаться в искусстве молиться и поститься: в постные недели он ел один раз в день, и притом капусту, грузди да ягоды. А в иные дни и вовсе и не пил, и не ел. По шесть часов кряду стоял он в церкви, отмеривая по полторы тысячи земных поклонов. «Это был истовый древнерусский богомолец, стройно и цельно соединявший в подвиге душевного спасения труд телесный с напряжением религиозного чувства» – так оценивает его Ключевский.
