Выйдя таким эффектным образом из «Овального мяча», Фрэнки отправилась прямиком в тот район города, где находился огромный старый каменный дом, в котором она выросла. Ей надо наконец раз и навсегда разобраться с этой ее семейкой, говорила она себе, шагая по дорожке к входной двери.
В чем она не хотела признаться себе, так это в том, что подсознательно искала материнского утешения — совсем как в детстве, когда у нее что‑то болело.
Сейчас она была ранена. И рана оказалась тяжелой.
В холле ее уже встречала Тереза.
— Франческа, как я рада тебя видеть! Но почему ты не в магазине? Еще ведь совсем рано.
Фрэнки несколько раз глубоко вдохнула, стараясь успокоиться. Важно как можно меньше поддаваться эмоциям. Достаточно и эмоциональности мамы. А она, Фрэнки, должна сохранить способность рассуждать здраво.
— Я закрыла его на вторую половину дня, мама. Мне нужно кое‑что привести в порядок. Послушай, мне очень жаль, но с этого момента тебе придется самой вести дела с этим чертовым ресторатором, который будет обслуживать свадьбу Ника. Я больше никогда не хочу слышать имени Эрика Торпа, никогда! Ты поняла меня, мама? — Голос у нее чуть не сорвался, и она остановилась, чтобы сделать еще один глубокий вдох. — Ты понимаешь? — На этот раз у нее перехватило горло от подступивших рыданий.
Тереза не поняла ничего, но все равно успокаивающе кивнула. Обняв дочь за талию, потянула ее в большую старомодную кухню и усадила за длинный деревянный стол. Потом стала тихонько хлопотать, готовя кофе «каппуччино» и давая Фрэнки возможность прийти в себя.
— И еще, мама, объясни хорошенько папе и дяде Вито, что я никогда, никогда, никогда не выйду замуж.
Тереза ответила на эту новость кивком и междометием, выражающим согласие, достала из шкафа две чашки и поставила их на стол.
— Абсолютно никогда, мама. Останусь до конца жизни старой девой, а если папа и все остальные… кто мутит воду… не отстанут от меня, то я… я уйду в монастырь, и тогда папе никогда не видать этих чертовых процентов на его проклятый заем. Передай ему это от меня, ладно? Потому что если я попробую сказать ему сама, то черт меня дери…
В этом месте Фрэнки все испортила тем, что разрыдалась. Вскочив, она опрокинула стул, покружила по кухне в поисках бумажных салфеток и в конце концов бросилась в объятия матери. Перейдя на родной итальянский, забормотала сквозь слезы, что все равно любит его, жить без него не может, а теперь папа, и Вито, и Сальваторе, и Эрик — да, и он тоже, — все эти тупые мужики, вместе взятые, все поломали навсегда. Чертовы мужики!
Finito. [13]
Тереза умоляла сказать ей, как, каким образом мужчины могли сделать такую жуткую вещь.
Но Фрэнки разрыдалась так сильно, что не могла больше говорить.
Когда Тереза пришла, Эрик галантно усадил ее за выбранный им столик, напомнив себе о принятых накануне твердых решениях.
После того как официант принял у них заказ и принес им по бокалу белого вина, он протянул ей многострадальный проект меню и сделал глубокий вдох, словно готовясь к тяжелому поединку.
— Сюда включены некоторые блюда из тех, что вы просили, — начал он, готовый спорить и твердо стоять на своем, когда она начнет свои бесконечные расспросы и просьбы об изменениях. — Не все, но большинство. Мой шеф‑повар настаивает на личной беседе с вами, если возникнут еще какие‑то проблемы. Ему кажется, что это наилучший вариант, с которым мы все должны согласиться.
На самом деле Гас сказал гораздо больше, но передать его слова Терезе не осмелился бы никто.
Эрик ожидал взрыва и чуть не свалился со стула, когда она вынула из сумочки золотую ручку, поставила свою подпись внизу и сказала:
— Вот и прекрасно, благодарю вас за хлопоты. — На список блюд она едва взглянула.
Официант принес салаты. Ошеломленный Эрик жевал свой, не ощущая вкуса. Происходило нечто такое, чего следовало опасаться.
Тереза вежливо съела несколько кусочков, потом положила вилку и на протяжении долгой, впечатляющей паузы смотрела Эрику в глаза.
— Моя Франческа… — начала она, и сердце Эрика заколотилось. Дело обстоит еще хуже, чем он думал. — Она рассказала мне все, — зловеще заявила Тереза, качая головой и скорбно опустив уголки рта. — Но я женщина справедливая. И пришла сегодня сюда, чтобы выслушать вас, посмотреть на все и с вашей стороны, а не только с ее. Объясните мне, почему вы разбиваете сердце моей девочки? — Она пронзила его горящим взглядом и замолчала.
