Эрик бессильно откинулся на спинку стула и устало вздохнул. Он ведь поклялся себе, что больше ни под каким видом не даст себя вовлечь ни в какие задушевные беседы с родителями Фрэнки, но кое‑что нужно было сказать здесь и сейчас. И не так уж мало.
Он и не заметил, как начал говорить Терезе, почему не может ей ничего рассказывать; это привело к необходимости пояснить, что за разговор был у него с Домом, а оттуда дорога вела прямехонько к проблеме Фрэнки — почему она не хотела знакомить его ни с кем из других своих родственников.
Тереза слушала и время от времени кивала. К концу его рассказа она узнала многое из того, что происходит, а о том, чего не узнала, могла с легкостью догадаться.
— А, значит, моя Фрэнки рассердилась на вас за то, что вы поговорили с ее отцом о браке, да?
Эрик был вынужден признать, что Фрэнки действительно не была в восторге от его встречи с Домом Гранателли.
Тереза снова кивнула.
— А потом Доминик рассказал обо всем Вито. А Вито, естественно, поделился новостью с Сальваторе. — Она кивнула с таким видом, как будто для нее все начало наконец проясняться. — А моя Фрэнки, она кидалась чем‑нибудь, да? Девочка всегда была немного вспыльчивая.
— Нет‑нет, что вы, — возразил Эрик. — Не было ничего такого.
Тереза недоверчиво приподняла брови.
— Ну, — признался Эрик, — разбилось несколько фужеров. Но в этом я сам виноват не меньше, чем она, честно.
Официант убрал тарелки с салатом, подал спагетти с соусом из морских продуктов и удалился.
Тереза продолжала смотреть на Эрика этим смущающим взглядом, который, казалось ему, пронизывал его череп до самого затылка.
— Скажите, Эрик, вы росли в большой семье?
Он покачал головой. Рассказывая о своем детстве, он бегло описал свои хождения от одних приемных родителей к другим, стараясь, как делал всегда, придать рассказу шутливый оттенок.
Но, к его удивлению, большие темные глаза Терезы во время его повествования наполнились слезами. Потянувшись через стол, она сжала его руку повыше локтя, тихо бормоча что‑то по‑итальянски, потом похлопала его по плечу.
— Povero bambino, бедный мальчик.
От этого ему стало неловко, но на каком‑то глубинном уровне, который он не мог до конца проанализировать, на него повеяло покоем и уютом.
Но это было еще не все, хотя он об этом пока не догадывался. С этой минуты Эрик приобрел, на радость или горе, но определенно навсегда, мать‑итальянку.
— Значит, все дело упирается в семью, — наконец сказала Тереза. — И, прежде чем жениться на моей Фрэнки, саго, ты должен понять, что такое ее семья, да?
Эрик всей душой надеялся, что ей удастся помочь ему, потому что сам он пока не очень‑то преуспел на этом пути.
— Эти Гранателли всегда болтают, — начала Тереза, подкрепляя свои слова движениями рук и глаз. — Совсем как в Куджоно — это маленькая деревенька в Италии, недалеко от Милана, где я выросла. Там каждый был частью всех событий. Рождения, свадьбы, похороны, смерти, мы все были к этому причастны. Секретов и тайн практически не существовало. Каждый знал все о каждом, понимаешь?
Эрик кивнул.
— Что до меня, — сказала Тереза, выразительно пожав плечами, — то я всегда любила эту близость, чувство безопасности, которую она мне давала. — В ее голосе послышалась нотка ностальгии, и она, на минуту замолчав, отпила вина из своего бокала. — А потом, когда я вышла замуж и приехала сюда, именно это я и ценила в семье Гранателли, эту близость, даже в Америке, где сохранилось так мало старых традиций. Я сильно скучала по своим, и мне становилось легче, когда я могла поговорить об этом с родными Доминика.
Официант принес им кофе, и Тереза опять замолчала, пока тот не ушел.
— Но люди разные — наши дети не такие, какими были мы. Вот моя Фрэнки, она всегда ненавидела эту манеру Гранателли совать свои носы в дела друг друга. С самого детства она очень скрытная. Она… timida. Как это будет по‑английски? — Тереза нахмурилась.
— Стеснительная? — У Эрика в мыслях о Фрэнки это слово никогда не возникало, и все же если подумать, то не исключено, что Тереза права. Он вспомнил, как Фрэнки краснела в определенные моменты.
