А Шевалье по-прежнему вел их вперед. Он постоянно был начеку, когда они делали привал, оставлял их и уходил на разведку либо, взобравшись на верхушку дерева, обозревал местность. Когда они, уставшие, валились на землю, тяжело дыша и задыхаясь, Рено не торопил их, снисходительно относясь к их слабости. Если он и чувствовал усталость, то не показывал ее. Для Элиз его поведение не поддавалось объяснению. Оно сводило ее с ума и в то же время действовало на нее успокаивающе.
Незадолго до наступления темноты они подошли к реке. У нее, несомненно, было какое-то название, но Элиз его не знала. Река была глубоководной и широкой, хотя и гораздо меньше Миссисипи; переплыть ее можно было только с помощью плота, который они уже не успели бы построить до захода солнца. Поэтому все решили расположиться на ночлег, а утром вновь двинуться в путь.
Рено приказал распаковать тюки. В одних оказались постельные принадлежности — медвежьи и лисьи шкуры и вязаные покрывала, в других — провизия: корзины с какими-то странными клубнями и зрелой хурмой. Из последнего мешка Рено извлек горшок с медвежьим жиром без ароматического нарда для сдабривания пищи, два острых ножа, топорики, медный котел и набор деревянных ножей и вилок. Похоже, он потрудился на славу, собираясь в дорогу.
Пока они распаковывали вещи, Генри принес хворост, а Рено разжег небольшой, но жаркий костер. Он подошел к Элиз и положил рядом с ней пару уток, которых подстрелил по дороге. Дав Генри задание принести Элиз воды и поставив Сан-Аманта с ружьем на страже, он взял топоры и отправился с Паскалем в лес.
Элиз попросила мадам Дусе разделать уток, а сама поставила на огонь котел с водой. Когда мужчины вернулись из леса, на костре, нанизанные на прутья, жарились утки, смазанные медвежьим жиром, а на углях пеклись лепешки из кукурузной муки. У французов не было проблем с приготовлением пищи: они давно научились готовить как индейцы, хотя и не все предпочитали такую еду. Элиз присматривала за лепешками и краешком глаза наблюдала за тем, как Рено и Паскаль строят пять шалашей, используя деревья-однолетки, которые они принесли из лесу. Перегнув по три деревца дугой, они вбивали их в землю, натягивая затем на них ткань.
Шалаши были небольшими как в ширину, так и в высоту, каждый из них предназначался только для одного человека. Они должны были защитить их не только от непогоды, но и от комаров, которые могли буквально заесть спящих людей. Четыре укрытия были сооружены вблизи костра, пятое же, шире и просторнее остальных, располагалось чуть поодаль. Не нужно было быть семи пядей во лбу, чтобы понять — это шалаш для Элиз и Рено Шевалье.
Элиз старалась не смотреть в сторону шалаша, стоящего отдельно. Ей казалось, что остальные слишком часто смотрят туда — кто с сожалением, кто со злостью, а кто с нездоровым интересом, думая о том, что там будет происходить ночью. Взгляды, которые спутники украдкой бросали то на Рено, то на Элиз, служили лишним тому доказательством.
У Элиз пропал аппетит, и она с трудом заставила себя доесть кусок утки. Она надеялась протянуть время, моя и убирая посуду, но Рено опередил ее, отправившись с Генри к реке. Там они вычистили котел песком и вымыли посуду. Вернувшись к костру, Рено поставил на огонь полный котел воды и помог Элиз убрать в корзину лепешки, испеченные ею к завтраку.
Пока они работали, наступила темнота. Сан-Амант, Генри и мадам Дусе отправились в свои укрытия. Паскаль сидел, попыхивая узкой глиняной трубкой, напоминающей индейские, и глядя на огонь. Рено собрал всю оставшуюся провизию в мешок и подвесил на высокий сук, чтобы ночью до нее не добрались лесные звери, привлеченные запахом пищи. Некоторое время он молча стоял, глядя на Элиз, а потом удалился в сторону реки.
В котле закипала вода. Элиз смотрела на нее, и ей страшно хотелось смысть с себя дневной пот, запах костра и налет медвежьего жира. Ухватив подолом платья ручку котла, она сняла его с огня и отнесла к шалашу, предназначенному для двоих. Ей не хотелось думать о том, что может вскоре произойти между нею и Рено, поэтому она подготовилась ко сну так, как если бы была в своей спальне. Сняв платье и нижнюю юбку, она после минутного колебания сняла и нижнее белье. Намочив его в горячей воде и используя в качестве мочалки, Элиз протерла тело, а закончив туалет, выжала белье и повесила его сушиться на крышу шалаша. Потом совершенно спокойно вновь облачилась в платье и нижнюю юбку, нырнула в шалаш и легла на самый край разложенной там шкуры.
