— Не прибарахлился еще? — заметил Мишка и кивнул на фланель.
— Нет еще. Не успел.
— Я пойду, — подал голос Сева. — Маг пусть стоит.
— Погоди, — отмахнулся Мишка, — квартиру быстро нашел? Тетка дома была? Рассказала тебе, да?.. — задавал он вопросы, а Борзых подумал, что Мишка вопросы задает просто так, чтобы что-то говорить.
— Да, объяснила.
— Спальник я, вероятно, сразу захвачу, — сказал Сева. — И остальные тряпки тоже. Только бы не растаял снег…
При этих словах Мишка озабоченно посмотрел в окно.
— Впрочем, в горах он останется, — продолжил Сева.
— Да, постой, — спохватился Мишка, — а кого мы позовем?
— Конечно, тех, кто завтра пойдет тоже.
— Куда? — спросил Борзых.
— А? — Мишка повернул голову. Засветившиеся глаза его вновь потухли. Он отвел взгляд в сторону. — В поход. В горы.
— Я думаю, — говорил Сева, — лучше медичек, чем филологов. Я прошлый раз замучился их споры о Прусте слушать…
— О ком? — вырвалось у Борзых, и он покраснел.
Сева приподнял брови:
— О Прусте… А медички — те проще. Я заметил: они никогда не спорят. Им эта гистология, или как там ее, чувствую, не в жилу, чтобы еще и спорить… — Он помолчал и добавил: — Да и развитей они. Так сказать, всесторонне, — и он красиво ухмыльнулся. — Через часок будь готов, — сказал он и вышел.
В комнате застыло неловкое молчание. «Вот так, — подумал Борзых, — не вовремя я подъехал».
— Домой не ездил? — спросил Мишка.
— Нет.
— Ты как сейчас? Где?
— Устроился на завод.
— Правильно, — Мишка замолчал. Потом спохватился. — Да, вот где ты переночуешь сегодня? У нас, понимаешь, нельзя посторонним. Два дня назад выгнали одного и высчитали за питание. Знакомого приютил на ночь. И с комендантом бесполезно говорить… Строго здесь, но ничего вообще-то…
Борзых вспомнил, как бесстрашно Мишка прыгал со старой мельницы в реку, а выныривая, всегда швырял на берег гальку со дна. А еще, когда разбили окно, играя в футбол в больничном дворе, то Мишка сказал, что разбил он и принял всю вину на себя, зная, как крут в таких случаях Петькин батя. Сейчас он подумал, что это было давно, так давно, что кажется, и не было вовсе.
— Хотя можно у Севы. Он местный, у него и переночуешь. Я отведу тебя…
— Не нужно. Не беспокойся, мне завтра на работу в ночную, — соврал Борзых. — Я поеду. Я так заглянул… Просто посмотреть.
Мишка засуетился:
— А может, все-таки переночуешь? Вечерок проведем. Дамы подойдут… А мы повспоминаем старое? А?.. — И опять же, чтобы что-нибудь говорить, спрашивал Мишка, все так же суетясь и шагая по комнате. Не получив ответа, он все говорил и говорил, рассказывая что-то.
Борзых не слушал его. Он смотрел в окно и думал, что наконец-то за весь день у него согрелись ноги. Когда Мишка умолк, Борзых повернулся к нему. В руках у Мишки была полиэтиленовая канистра: возможно, он давно вертел ее в руках.
— Пойдем пивка возьмем, — предложил Мишка.
— Пойдем.
В коридоре Мишка сунул ему канистру в руки, попросил обождать минутку и скрылся в соседней комнате. Когда вышел, улыбнулся:
— Понимаешь, сюда даже пиво нельзя. Так мы через окно, на веревке. Ребят зашел предупредить, чтобы втянули.
Борзых натянуто улыбнулся в ответ, кивнул головой: «Понимаю».
Уже темнело. Снег перестал идти. У деревьев стояли мальчишки, и, когда кто-нибудь проходил под деревьями, они били по стволу санками, и с веток сыпался снег.
— Я вам, — лениво предупредил мальчишек Мишка и сказал: — Там я был летом. Там зимовье, а нас пойдет человек десять. Я — как инструктор-общественник по туризму.
«Он и сейчас заводила во всем», — подумал Борзых.
— Знаешь, я поеду, — произнес он вслух. Они дошли до автобусной остановки.
— А пиво? — удивился Мишка.
— В другой раз. Ты торопись, а то закроют, — деловитым голосом напомнил Борзых.
— Да ну! У меня знакомые там есть.
— Все равно торопись. — Он хотел добавить, что вот-вот Сева подойдет с подругами, но промолчал.
Мишка перестал смотреть по сторонам, и Борзых увидел его глаза. В них мелькнула досада, какая-то горечь, но затем они стали снова такими же: посторонними, разглядывающими все подряд.
— Ты, наверное, обиделся?
— Нет, — сказал Борзых.
