Голова кружилась, огоньки рябили в глазах. Он не знал, сколько прошло времени, сколько ему еще ждать сменщика. И будет светать — только бы не потерять сознание. А кровь все сочится. Теплая мокрядь расползлась по всему боку. В голове тонкий звон. И хочется пить. Сознание уже не в силах бороться с болью, с этим пляшущим огнем в глазах. Долетают звуки работающего крана… Очень хочется пить.
Порой он забывается, но ненадолго. И чудится ему весенний сизо-вишневый лес в утреннем тумане; пряный воздух подснежников и еще чего-то. Что-то новое — чего не было вчера — стоит в воздухе. Он никак не может понять, что это, и все идет и идет вдоль реки, в ушах хрустальный звон от запоздалых льдин. Он останавливается, прислушивается к последней зимней музыке. Наконец видит, что сделало непонятным это чудное утро: матовые ледяные наплывы на березе, трещины в коре, по которым, оттаивая и чуточку парясь, стекает березовый сок!.. На губах горечь коры, щеки в белом, а он пьет и пьет. И кажется ему, что сока нет, он тянет со свистом, а во рту пустота и лишь терпкая березовая горечь. Хрусталь все звенит и звенит в ушах…
Светляки крана прыгают в разные стороны, будто стрелка спидометра, когда едешь по разбитой дороге. Саня закрывает глаза. «Все-таки я был уверен, когда пошел к ним. Я был уверен: сделаю так, что они уйдут. Правда, когда шел, я еще не знал, как это сделать… Даже не знал, кто там. Могли быть и хозяева… Впрочем, какие в это время хозяева! Я боялся и потому так подумал». — Он усмехнулся, и судорога боли пронзила грудь. Саня зажмурился до рези в веках.
«Хорошо, когда ты уверен. Это хорошо, даже когда боишься. Это чертовски хорошо — обрести уверенность! И когда это действительно бывает, свершается, то нисколько не удивляешься. Ты был уверен. Ты победил еще раньше. Эти парни тоже были, наверно, уверены, и вот я валяюсь здесь, — вдруг подумал он. — Они удрали или, как потом скажут кому-нибудь: благополучно свалили… — И оттого, что он сидит здесь, адски хочет пить, и ему страшно, что вот так, забывшись, больше может не прийти в себя, и даже никто не узнает, из-за чего: замок они так и не сбили, Сане на миг стало плаксиво больно: — Из-за какой-то красивой моторной лодки, — подумал он. — Далась она тебе… — В раздражении он пошевелился, подтягивая ноги к себе, как бы поджимая рану коленями. Боль, появившаяся при этом, принесла ему какую-то злую решимость: — Это не очень приятно — лежать с раной в боку и думать о себе как о подлеце и трусе. Нужно не только правильно рассуждать, но и правильно делать. Хватит ныть!.. Вот сейчас для меня главное — не потерять сознание».
Он стал думать об этих парнях. Какие они? Вспомнил, как год назад, на гражданке, у них в партии пропали обручальные кольца у Кольки по прозвищу Сом. У того была невеста, и он клялся тайгой, что это последняя его экспедиция. И будет свадьба. Колька стоял, кусал растерянно свои рыбьи губы и говорил, стараясь как можно спокойнее: «Не понимаю. Куда же они делись? Ничего не понимаю…» Вора обнаружили случайно. Они могли побить его, могли выгнать, наконец, отправить в милицию. Но они не сделали ни того, ни другого. Они просто перестали замечать его. Рубить просеку, варить обед, пить чай, прикуривать и не видеть человека, который рядом. Не смотреть на него… Однажды утром он ушел по росистой траве, оставляя темную полосу. Он шел, и никто не смотрел вслед. Потом взошло солнце, роса высохла, и на траве ничего не осталось…
Саня очнулся через два дня в больничной палате. Точнее, проснулся от ощущения того, что слишком долго спит, когда каждая клеточка тела ждет и в то же время отгоняет прочь ставший привычным, знакомый многим крик: «Па-а-адъ-еом!..» Это кровь однокурсников, влитая в него, настойчиво-нежными толчками играла побудку.
Раздался сигнал, и телефонистка, отвечая односложно, меняя лишь интонацию, оторвала голову от бумаг. Он уже ловил ее взгляд. Да, это по его душу, кивнула она и глазами показала, что опять не отвечают, и, бросив в трубку: «Минутку!» — выжидающе замерла.
— Как и в прошлый раз, пожалуйста, — не столько голосом, сколько губами подтвердил он. — Через три часа повторите, — и вышел.
