– Ай-да Никала, вот молодец какой! – делились известиями сельчане. – Дом построил самый лучший! Потом посадил ореховое дерево, огородил его, чтобы животное чужое ненароком не сломало. Говорит: «Вот примется, раскинет ветви, лягут под ним люди, вспомнят меня!»
– Пей, Никала, – Пепуца поднесла ему чашу вина. – Доброе вино. Из нашего марани… Тебе уже 37 лет, совсем скоро, не успеешь миску лобио съесть, будет 40, а ты ещё не женат. Всё рисуешь, как мальчишка! Тебе нужна жена! Умная, хозяйственная! Ты на красоту не смотри! Что красота? Сегодня есть – завтра уже нету! У нас есть здесь одна… хорошенькая, пухленькая… зато в постели не потеряешь… Я тебе её сосватаю. Тем более, что и дом ваш уже готов. И согласие её я получила. Будете жить в нём, детишек заведёте. Род наш продолжится! Вот пост закончится – так и сыграем свадьбу. Пошьём тебе белую чоху, купим кинжал…
– Это не для меня, сестра…
– Что не для тебя, Никала?
– Этот дом. Он мне ни к чему. Это вам нужен новый дом. Старый совсем ветхий стал. Вот соломенная кровля вся уже истлела…
– А как же ты, брат?
– Я буду смотреть на вас и радоваться!
Дом в деревне построили. Устроили пир. А Нико написал и подарил сестре картины, изображающие праздник: «Гости слушают тамаду», «Гости за столом», «Возвращение домой» и «Сона Горашвили играет на гармонии».
Он рисовал луну и звёзды, свадьбу, ангелов и осликов, а потом за ужином объявил сестре, что не может оставаться в деревне и уехал в Тифлис. Сказал, что хочет одного – рисовать, так как понял, что живопись – главное дело его жизни.
Итак, затея Пепуцы сосватать невесту для брата рухнула. Но родственники не унимались. Той же осенью 1899 года они высылают ему депешу:
«Дорогой брат Никала. У нас беда. Срочно приезжай. С деньгами!»
Он срочно выехал в Мирзаани, оставив лавку на попечении Димитри. Картина, которую он увидел, поразила его. Кахетию постиг сильный неурожай, вызванный засухой. Начался голод. Исхудавшие люди продавали скот за копейки, чтобы купить хлеба.
– Никала, спаситель ты наш! – причитала Пепуца, – На тебя одна надежда, брат! Спаси и сохрани!
– Ты не плач, сестра. Скажи, что мне делать? – не понимал он. – В Тифлис хотите переехать?
– Нет, Никала, как дом здесь оставить, хозяйство? Ты лучше вот что… если хочешь доброе дело сделать для нас, и для сельчан, начни торговать мукой. Мука сейчас ох как в Кахетии нужна, по цене золота пойдёт! Это выгодно! Не прогадаешь!
Нико, недолго думая, согласился. Вернулся в Тифлис, купил там целый фургон белой муки из Одессы.
– Нико, что ты задумал, чокнутый? – пытался остановить его Димитри. – Куда везёшь такую дорогую муку? К нищим односельчанам?
– Хочу чем-то помочь, Димитри. Голодают они там…
– Слушай, если будешь продавать муку дешевле своей цены – будет убыток. А если дороже, тогда не говори, что делаешь доброе дело…
Он вернулся в Тифлис через несколько дней, кричал и плакал:
– Они обманули меня, Димитри. Родная сестра и её муж – я убью его! Сказали: «ты не волнуйся, отдыхай с дороги. Мы сами продадим муку». Вином угостили и спать уложили…
– Выгодно хоть продали?
– За два часа всё продали… за полцены. Потом сказали, что надо бы помолиться Святому Гиоргию и пожертвовать ему скотину, чтобы уберёг от засухи. На последние деньги купил я тельца и поехали в Бодбе. А они сами сожрали тельца, все деньги от муки присвоили, а меня высмеяли, выгнали. Сказали: «мы думали, ты нормальный человек! Хотели жену тебе найти, свадьбу сыграть. А ты сумасшедший! Зачем тебе жена, дети?»…
Он надолго замолчал, смотря куда-то вперёд невидящими глазами. Димитри хотел встряхнуть его, вернуть к действительности:
– Ты не переживай, Никала. Не беда! – он хлопнул компаньона по плечу и шагнул в смежную комнату, где в корзинах, сплетённых из прутьев, держал на продажу глиняные кувшины с кахетинским вином. Рядом лежали тяжёлые гроздья винограда. – Деньги еще заработаешь… Тебе и так мало надо… Вот, пей вино – оно развеселит твоё сердце…
– Дурак ты, Димитри, если не понимаешь, что не в деньгах дело! Не это огорчило меня! Хотел помочь я им, спасти от голодной смерти. А у них задние мысли… Больше не поеду туда – не буду иметь с ними никакого дела…
