— Слава богу, — Пётр устало откинулся на сиденье. — Всё встало на свои места.
Можно возвращаться. Наверное, дядя Жорж сидит сейчас за компьютером, а тётя Эльза рисует свои театральные костюмы и проскользнуть незамеченным мне не удастся.
— Погоди, — хитро подмигнул ему Ситников. — Думаю, по пути мы можем позволить себе завернуть кое-куда ещё. Не забывай, что этой машине я посвятил всю свою жизнь. Я хочу посмотреть, как он будет отправлять тебя обратно.
— Кто «он»? — не понял Пётр, но Ситников уже вводил новые цифры на табло пункта назначения во времени. Зелёные светящиеся цифры проступили в темноте. Пётр догадался, что Ситников решил отправиться на несколько дней вперёд и увидеть, как молодой Ситников проводит прощальным взглядом исчезающую в голубых лучах машину времени с тем Лариным Петром, который сейчас едет в электричке в сторону пригородной дачи Ситникова.
Когда машина приземлилась, на путешественников во времени немедленно обрушились потоки воды. Над старой водокачкой нависли тяжёлые тучи. Ситников посмотрел на часы и кивнул в сторону едва различимого возле фонарного столба автомобиля, вокруг которого носилась человеческая фигура, отмахиваясь от мальчишки, который пытался убедить изобретателя прислушаться к предостережениям относительно грозящей Ситникову в будущем опасности. Дождь всё усиливался, и необычная тишина в спёртом воздухе указывала на то, что вот-вот раздастся сокрушительный удар грома.
От повторного толчка при приземлении барахлящий компьютер снова заработал, но дата на табло назначения снова появилась совсем другая — 28 апреля 1864 года. Решив пренебречь такой мелочью, Ситников стал всматриваться в происходящее возле водокачки.
— Подождите, Ситников, — спохватился вдруг Пётр. — Я, это… Отойду на минуту.
На ходу нащупывая молнию джинсов, Пётр вышел из машины, мгновенно оказавшись под струями дождя. И тут огненная вспышка перечеркнула небо.
На мгновение Петру показалось, что он оглох и ослеп. Инстинктивно поднеся руки к глазам, он не сразу увидел, как стоящее неподалёку дерево расщепилось пополам и рухнуло на землю, а отлетевшая в сторону ветка занялась огнём. Гроза вовсю забушевала над городской окраиной. Вокруг сверкали молнии, поминутно гремел гром, капли дождя за несколько минут не оставили на Петре сухого места.
Но самым ужасным было не это. Когда Пётр повернулся к машине, оказалось, что она исчезла. Он поднял лицо вверх, стараясь руками заслониться от падающей стены дождя, и ослепительная вспышка вверху, которая не была пересверком молнии, заставила его зажмуриться. Маленькая точка мелькнула вдали, и в небе снова стало пусто. Лишь дымный след говорил о том, что только что там находился автомобиль.
Пётр схватил рацию.
— Ситников, Ситников, вы меня слышите?
Только вой ветра и отдалённые раскаты грома… Извиваясь подобно змее, рядом с Петром упала обуглившаяся гирлянда разноцветных бумажных флажков. Поток дождя не иссякал, вода лилась по лицу Петра, остолбенело смотревшего на дымный след в тёмном небе. Всё было кончено, Ситников исчез вместе с машиной времени. Огненная вспышка, ударившая в дерево, привела в движение ядерный двигатель, в то время как второй Ситников, которому предстояло вернуть в будущее второго Ларина Петра, всё ещё стоял на крыше водокачки, ожидая минуты, когда в неё ударит молния.
Потрясённый Пётр не мог сдвинуться с места, превратившись в мокрую недвижную скульптуру, пока раздавшийся сзади шум автомобиля не вывел его из оцепенения. Пётр непроизвольно повернулся к машине.
Показавшаяся ему знакомой чёрная «Ауди» затормозила прямо возле него. Открылась дверца, и человек среднего роста в сером плаще с наброшенным поверх дождевиком шагнул под струи ливня.
— Вот и ты, Ларин Пётр!
Пётр почувствовал, как мокрая земля уходит у него из-под ног. Перед ним стоял завуч школы номер семь Егор Васильевич.
— Можешь считать, что я уполномочен исполнить роль служащего почтовой компании «Вестерн Юнион». Тебе пришло на адрес школы письмо. Я уполномочен вручить тебе его лично. Оно отправлено сто тринадцать лет назад с указанием точного времени, когда ты окажешься здесь, возле водокачки, в нескольких километрах от нашей школы, правда, в 1977 году. Меня попросили отдать тебе его лично в руки. Безусловно, я не мог недобросовестно отнестись к письму, которое и без того прождало тебя больше века.
