Начальник службы безопасности Руслана Зайченко не мог решиться вмешаться в преследование, однако он хорошо понимал, что история не должна получить огласки. Следовательно, всё, что должно было произойти, могло свершиться лишь в пределах режимного здания, где обосновалась семья мэра. Он отдал команду перекрыть выход из здания, и то, что именно так он обязан поступить, Ларин Пётр отлично понимал. Выбежав на открытую террасу, он посмотрел вниз.
Пёстрые стайки машин на сумасшедшей скорости проносились внизу. Броситься вниз и размозжить себе голову — вот, похоже, единственное, что оставалось Петру.
Зайченко, тяжело дыша, выбежал на террасу.
— Всё? Прибежали, племянничек? Вот только не понимаю, зачем ты это затеял? Всё же я сносно к тебе относился и в деньгах ты отказа не получал?
— Всё же не понимаю, дядя, зачем вы это затеяли? — в тон ему ответил Пётр, который машинально старался оттянуть время. — Вам ведь придётся как-то объяснить мой труп и вашу пулю в нём?
— Какой ты наивный, — ответил Зайченко. — Если восемь лет назад, когда мои позиции были отнюдь не такими прочными, я решил, что не стану больше терпеть существование Спасакукоцкого, то…
Зайченко не договорил. Глубоко вздохнув, Пётр, вытянувшись в струнку, прыгну л вниз, моля высшие силы о том, чтобы заклинание Невесомости оказалось подвластно ему.
Потрясённый Зайченко бросился к перилам, внутренне холодея от осознания отчаянного поступка, на который так неожиданно решился его племянник. Но, перевесившись через перила, он увидел совсем не то, что ожидал. То, что предстало его глазам, заставило его остолбенеть. Одна из машин медленно отрывалась от асфальта, поднимаясь вверх. И на крыше этой машины замер Ларин Пётр, силясь удержаться на скользкой поверхности.
Машина стремительно набирала скорость. Не веря своим глазам, Зайченко поднял пистолет. Но машина поравнялась с террасой этажа высотного здания быстрее, чем он успел прицелиться. Сидевший за рулём Ситников резко распахнул дверцу, и та ударила Зайченко прямо в лицо. Опрокинувшись навзничь, Руслан на мгновение потерял сознание. Пётр быстро спрыгнул на террасу, подобрал уроненный пистолет и забрался на сиденье. Ещё секунду спустя машина времени резко взмыла вверх.
— Я всё выяснил, Ситников, — сказал Пётр, стараясь побороть пляшущие в глазах чёрные точки и лёгкий приступ дурноты. — Мы должны возвращаться в 1977 год, в то самое 16 мая, когда был этот школьный бал, после которого стали встречаться мои дядя и тётя. Оказывается, пока они обменивались любезностями, в игру включился старый Зайченко, который приплёлся из будущего.
— Невероятно… Пётр, ты уверен в том, что говоришь?
— Конечно. Он же сам мне всё рассказал. Со всеми душещипательными подробностями о том, как хреново было ему из-за того, что моя тётя танцует со Спасакукоц-ким. Даже чип показал, который с тех пор носит с собой в виде талисмана. Правда, потом он захотел меня пристрелить.
— Но почему именно эта дата, 16 мая 1977 года?
— Ситников, вы переутомились! Зайченко ничего сам не выбирал. Ведь дата была проставлена на табло нашего предыдущего пункта назначения во времени.
Ситников помрачнел.
— Что ж, ситуацию это только усложняет. Тогда получается, что этот день опасен вдвойне. Он наиболее вероятно создаёт возможности для пространственных столкновений. И тогда изменения во всей временной структуре могут произойти ещё более ужасные.
Что вы имеете в виду, Ситников?
— Погоди, Пётр, я расскажу тебе всё на месте, но сначала давай отсюда выберемся. Что-то мне наш компьютер не нравится.
Пётр посмотрел на светящиеся лампочки и понял причину беспокойства Ситникова. На верхнем табло, где был обозначен желаемый пункт во времени — 16 мая 1977 года, вдруг появилась совсем другая дата: 28 апреля 1864 года. Ситников озадаченно постучал по табло и приподнял боковую крышку компьютера, пальцем шевеля крохотные проводки. После нескольких беспорядочных вспышек компьютер перезагрузился, и на табло снова появилась правильная дата.
— Ещё и это. Надо будет сразу починить компьютер. Сразу после возвращения из прошлого.
