— Как тебе моё обиталище, Пётр? — улыбаясь, спросил Ситников. — Я оборудовал здесь всё по своему вкусу.
— Совсем как в вашем ангаре, Ситников. Пётр с интересом осматривал конструкцию, пока Ситников возился в груде вещей.
— Вот тебе домотканая рубаха и холщовые штаны. Ботинки сейчас натрём камнем, чтобы не особенно блестели. Хорошо, что ты не выронил их, когда тебя напугал Цыган. И хорошо, что на твою странную обувь не обратил внимания Витожинский. Он слишком погружён в свои беды и беды своей несчастной родины.
Пётр остановился перед большим зеркалом и стал снимать мундир, который, как он искренне считал ещё минуту назад, был обычной школьной формой для мальчишки позапрошлого столетия. Натягивая на себя грубые холщовые штаны, он улыбнулся, вспомнив картинку из школьного учебника, изображающую Льва Толстого, занимающегося с крестьянскими детишками. Внезапно нахмурившись, он порылся в кармане форменной куртки и вытащил оттуда вырезку и фотографию.
— Смотрите, Ситников. Этот снимок мы с вами сделали буквально на днях. Это всё, что осталось от кладбища, которое тут, видимо, где-то недалеко. И здесь изображено то, что осталось от вашей могилы. Здесь не разобрать даты вашей смерти, но я с помощью некоторых магических ухищрений смог её восстановить. У меня до сих пор зверски болят ладони. Вас убили шестнадцатого сентября, Ситников, шестнадцатого сентября этого года. А если вы мне не верите, то вот ксерокопия из газеты «Петербургские ведомости». Здесь написано, что вы стрелялись на дуэли и были убиты. Хотя я предполагаю, что вы совсем не владеете оружием. Скорее всего этот подонок застрелил вас. Ситников, я кое-что услышал из вашего разговора с лесником. Я прав: этот поручик, которого так боится ваш приятель, — Семён Зайченко?
Не отвечая, Ситников внимательно читал заметку.
— Застрелен на дуэли 16 сентября 1864 года? Что? Эта мразь полагает, что я буду с ним стреляться? Да я… Господи, этого человека лучше обойти за три версты. Я почти не вступаю с ним в пререкания, разве что за вечерней партией в шахматы, на которой настаивает иногда граф, мне приходится выслушивать его гаденькие истории.
— Тем не менее он застрелил вас, Ситников. Здесь написано, что полицейский Зиновий Кулик провёл дознание. Но как знать, удалось ли ему на самом деле дознаться правды? Здесь написано, что этот гад пытал арестованных…
— Застрелен на дуэли… И это произойдёт в следующий понедельник?
— Именно поэтому, Ситников, я сюда и приехал.
Петру стало жаль Ситникова, который, казалось, сейчас расплачется.
— Понимаю вас, Ситников. Вы написали мне, что вам хорошо здесь. Вы хотели спокойно дожить свои дни в этом времени. Подозреваю, что вас здесь ценят больше. Граф покровительствует вашим экспериментам, и, наверное, вам удаётся оказывать всякие полезные услуги местным жителям.
— Моя жена Северина… Пётр, что-то здесь не так. Не хочешь же ты сказать, что за эту неделю я успею влюбиться, да так, что незамедлительно сыграю свадьбу. Кроме того, Пётр, никакой Северины нет и в помине. Ты не поверишь, но я никогда её в глаза не видел, даже не слышал о ней!
— Да? — огорчился Пётр. — Я думал, у вас появилась возлюбленная.
Ситников с укором посмотрел на парнишку.
— Пётр, Пётр! Ты предполагал, что я могу завести такие отношения здесь, в тысяча восемьсот шестьдесят четвёртом году? Это ведь может обернуться катастрофой для временно-пространственной последовательности. Я всё же отвечаю за свой уход сюда перед человечеством.
Конструкция загудела, как настоящий паровоз, и Ситников полез вверх по приставленной к ней лестнице. Он что-то подрегулировал небольшой ручкой, потом спустился вниз.
— Я не стал бы рисковать, даже если бы полюбил сдуру какую-нибудь местную женщину. Хотя, признаться, на меня заглядываются крестьянки, которых я взялся учить грамоте.
Стук в дверь прервал его рассуждения. В дверь робко просунулась голова мальчишки лет семнадцати, одетого в такую же простую одежду, как и Пётр.
— Господин учитель!
Показавшись в дверном проёме целиком, мальчишка безуспешно попытался расправить колтун на голове.
