ДОРОГИ
Три дороги разбежались в разные стороны.
Первая дорога — хозяйственная, поковыренная тракторами и гусеницами. Вдоль нее росла пыльные шампиньоны.
Вторая дорога — отдыхательная, веселая, уводившая к березнякам да синим елочкам, к дымкам и палаткам. Вдоль нее лежали шарики дождевиков.
Третья дорога странная.
Она ходила из стороны в сторону, путалась в кустарниках, прыгала через ручьи и вдруг становилась широким вылежанным местом среди ромашек.
И то она разбегалась во все стороны тропками-строчечками, то собирала себя вновь.
Это была дорога любопытного. По ней я и пошел.
ЛЕСНОЙ ОСТРОВ
Он собран из берез и осин.
Он полон птичьих свистов.
Здесь работают мастера. Они свистят и колотят в маленькие барабанчики. Есть и флейта — иволга.
Я вошел в островок и колебаниями веток и стуком ног своих спугнул птиц. Закричали радостно дрозды: «Чужой! Чужой!» Убрала свою флейту птица иволга. Только самые крохотные мастера не увидели во мне врага. Они по-прежнему свистели и били в барабанчики. Они — мудрые и невидимые — вызванивали ритм на зеленых лиственных пластинках.
Лес звенел.
ЛЕШАЧЬЕ ДЕРЕВО
Так получилось — на моих глазах сверху упала и стала входить в мертвое дерево бабочка-коконопряд.
Дерево это многих прячет в своей коре, седой и лохматой, как лешачья грудь.
Я покопался пальцем — и стали вылезать бабочки-совки и бабочки-снежницы и обычные, натершие всем глаза, жуки.
Но тут ударил крупный дождь, прибил травы, и мокрая земляника посмотрела на меня в сотни травяных промежутков налитыми кровью глазами.
Я пошел, пошел в сторону…
ДОБРАЯ ЯГОДА
Черника растет на лохматеньких моховых пнях. На голубом и сером рассыпались ее пудреные ягодки. Много их.
Дождь перестал. Я брал ягоды, бродя от кочки к кочке. И такая добрая, такая щедрая ягода: с одного места, с одной кочки и одного куста я снял восемьдесят одну черничину.
Проглянуло солнце, и страхи кончились. И увидел я, что на еловых стволах сидят лишайники, и грибы-человечки, и грибы-вороночки, и грибы — желтые кораллы, все крохотные.
Хороши они, а нет ничего красивее минаретов поганок, если на них ложится солнце.
УЛОВ ЛЕСНОГО ПАУКА
В лесу всему есть хозяин.
Вот в косом солнечном луче стоит умерший в младенчестве кустик березы. На нем устроился паучишка со спичечную головку величиной. Крохотный, но такой работящий.
Паучишка натянул сети. Их три. Сети натянуты между сухими ветками в разных плоскостях. Сообща они образовали — чудо чудное! — дифракционную решетку и разлагают солнечные лучи на основные цвета: красный, синий, желтый…
Весь спектр радуги разместился в паучьих сетях. Да это сама радуга, пойманная пауком!..
ОВСЯНАЯ ДОРОЖКА
Дорожка, выскочив из лесной травы, кинулась в зеленое серебро овсяного поля. И где бежит овсовая дорожка, там всюду прочерчены васильковые полоски и видна белая, утоптанная человечьими ногами глина.
Издалека дорожка — будто ручей в синих берегах. И по этому ручью взад и вперед плавают крапивные бабочки, божьи коровки, похожие на ожившую землянику, и прочие шестиногие.
ТОНКАЯ РАБОТА
Созрев, кисточки всех полевых злаков приняли оттенок остывающего металла. И, рассмотрев их в лупу, ахаешь.
Выделка всех подпорок, семян, скорлупок, усиков — точна и ювелирна.
И становится понятной зависть техников, разглядывающих растительные конструкции. Они кажутся созданием внеземных рук.
ЦВЕТЫ-ШИШЕЧКИ
Сорвал цветы — лиловые шишечки — и не знаю их имени, чтобы запомнить (в деревне мне так сказали: «Это которые лиловые шишечки»). Но это хорошо. В названиях есть что-то острое, булавочное — наколоть и сунуть в коробочку. Раньше мне нравилось — порядок! — но с годами начинаю этого бояться. Мне кажется порой, что иной цветок достоин целого тома, что он разный — в моих руках, в папке ботаника, в букете, собранном женщиной, что, возможно, со временем удастся проследить его межзвездные связи.
А если цветы и насекомые есть посланники космоса? Они стоят у нашего сердца и проверяют, на что именно мы способны. Особенно насекомые. Все остальное мне привычно — цветок, корова, птица. А насекомые какие-то пришельцы, непонятные пришельцы…
