Отдыхая, смотрят телевизор.
…Газеты я мог брать у тетки Кровянихи. Но милые моему сердцу журналы о природе, космосе, о ракетах, о химии! Где вы?..
И на грани сна, когда мозг слабел, город рвался в него с силой.
Ворочаясь на хрустящем матрасике, я вспоминал. Появлялась утраченная мною Догадка и кричала:
— Испугался, испугался меня!..
— …Милый, — шептала подруга. — Потеряешь меня — пожалеешь.
— …Хо-хо-хо!.. Я могла сделать так, чтобы ты не писал маленькие рассказы, а запускал огромные ракеты, — издевалась Догадка.
— …Я же люблю тебя, дурачка, — шептала подруга.
— …Пар-р-ровая стер-р-р-лядь, — урчал желудок.
— Не спишь, соколик? — спрашивала из кухни Кровяниха, перед сном намечавшая завтрашний день. Вот, забормотала: — Не забыть поговорить с агрономом о клевере, еще не сметан… На обед сделаю суп с крупой.
Громко:
— Аль сварить борщок со свекольной ботвой?.. А?.. Молчишь, о городе скучаешь, соколик?
— О нем.
— Плохо тебе здесь?
— Хорошо.
— Ты бори, бори скуку. Делай что-нибудь. Вот, скажем…
И сообщала методы уничтожения скуки. Под говор я засыпал. И опять будил меня щебет ласточек и стуки, которыми сопровождалась утренняя деятельность Кровянихи.
Все ночное уходило прочь. Я вставал и выходил на крыльцо: солнце, зелень…
Да, редкостный врач был глубоко прав, а мое решение купить дачу — это мудрое решение.
Кровяниха сидела на крыльце. Перебирая какие-то травки, объясняла, как замечательно жить в городе и, например, плавать в ванне.
Уехала бы, да зять пьет горькую. А то чего бы лучше? Она уедет в город, а ее дом станет семейной дачей.
Здесь что за жизнь? Сплошные глупости! Вот, судьба послала одному механизатору из Нивлян преданную жену. Где она накопила столько чувств?..
Дурак не оценил редкого счастья, связался с девчонкой, которую соплей перешибешь. Такую носит юбчонку — весь телевизор наружу!.. Дальше — лучше, связался с дачницей, что повадилась грибы собирать у поля.
Видели и не раз — приглушит трактор и прыг в лес. А там ходит дачница, в сравнении с женой — сущая рожа.
Свихнулся мужик! В городе это прошло бы малозаметно, а деревня, она увеличительное стекло. Микроскоп!
И что получилось?.. Погибла хорошая баба, повесилась. Дура! Взяла бы развод…
— В город надо ехать, в город, — твердила Кровяниха. — Надоела деревня, всю жизнь в работе, с малых лет и до семидесяти нынешних. Но ведь уеду, по дому затоскую.
…О городе мечтали все старухи одинаково: и печь не топить, и воду не носить, и магазины под боком. Словом, рай! Только в городе можно дать отдых старым косточкам.
А смерть, родное кладбище?.. Не все ли равно, где тебя дети похоронят. Пусть сожгут, а пожить бы год-другой в свое удовольствие.
— Но там нет ни реки, ни леса, — возражал я.
— Вот и хорошо, — говорили мне старухи. — Надоели.
— Я бы здесь жил да жил…
— Это пройдет. Года ум-то, знаешь, куда вколачивают?
Вот и не пройдет!.. На даче я стану жить умно, мне пример Кровяниха. Но сначала я введу тотальную рационализацию: поставлю бензиновый мотор — качать воду из реки. Стану беречь дрова (то есть деревья), устроив несколько простеньких солнцеприемников. Они будут греть воду.
Вот еще что сделаю — сожму и огород, и сад в размерах. Тогда я лучше обработаю их, получу столько же яблок и моркови. Зато оставшиеся места зарастут дикими травами, в них будет заповедник.
Подумал, и во мне проснулся зуд хозяина. Мне все захотелось переделать, даже у Кровянихи. Но та верит лишь в свои придумки.
За ужином (едим мы вместе), потряхивая рожками платка, учила Кровяниха:
— Говорят, сокол ясный, голова всему хозяин. Я тебе скажу горькую правду: сам будь голове хозяином, не давай бродить мыслям. Голове воли давать нельзя, все запутает. Словно котенок нитки. Порядок — вот главное в жизни. А какой порядок в том, что ты по-холостому живешь? Года-то идут… Ну, женишься в пятьдесят, а кто твоих детей поднимать будет?
— Государство.
— Мне семьдесят три, а я до сих пор государству прибыль даю, за порядком в совхозе наблюдаю. Потому что самое страшное — это когда беспорядок. Вот ты вещи пораскидал туда-сюда: швырь-швырь… В голове у тебя сидит этот самый «швырь», а ты в ней приборки устраивай.