Квазар - страница 119

Шрифт
Интервал

стр.

…Наташа уезжала… Звенел будильник — на рассвете, Наташа вскакивала и быстро одевалась, быстро шла к дебаркадеру, откуда паром увозил ее на другой берег, к пристани, к первому теплоходу, к автомашине до города — на выбор.

Павел провожал ее.

На пустынном дебаркадере они ждали паром минут десять — пятнадцать. Павел, осторожно покашливая, указывал Наташе на стрижей, врезавших свои норки в обрывистый берег, на пьющего теленка, вошедшего в воду по колено, на бегущего очень рыжего и большого пса, кормившегося около паромных пассажиров.

Бог его знает где он ночевал, но прибегал точно за минуту до отхода парома, впрочем как и человек десять деревенских старух, едущих на городской базар с корзинами и завязанными ведрами.

Паромщик отвязывал толстую веревку, Наташа клевала Павла в щеку отрывистым и сухим поцелуем. Затем паром отчаливал, и в просветляющейся голубизне утра гасли белая кофточка Наташи и яркие одежды рыжего пса. Приходило на короткое время некое странное облегчение: с отъездом Наташи он снова начинал видеть, ярко и точно. А затем накатывалась тоска по ней, уехавшей, даже тревога, вернется ли.

«Значит, вот как трудно живут друг с другом семейные люди?» — думалось Павлу.

3

В этот день Наташа уезжала в пятый раз. Павел стоял и думал о силе белой окраски ее кофточки (рыжий пес гас быстрей Наташи), о роли белил в живописи, о Наташе, исчезающей. И было в нем некое облегчение, и уже рождалась тревога ожидания.

— Глядишь? — окликнул Михаил.

Он снова выбрил себе голову, и ее рельеф выпирал в виде бугров. «Странная голова, — думал Павел. — Должно быть, черепная кость не выдержала роста мозговых центров».

Михаил был вялый. Раскис после сна. Пижама его трепыхалась, парусила от берегового ветерка.

— Проводил свою шлюху?

— Иди к черту! — ответил Павел, не оборачиваясь.

Павел разглядывал водяную серую плоскость, перевел глаза на подсолнухи, шевелившиеся во всех огородах.

— Резок для меня утренний воздух, — пожаловался Михаил.

Павел молчал, слушал утреннее. Звякали ведра. Плескалась вода, скрипели динамики.

Он думал о звуках. Ведь они — часть ландшафта. Но как отразить их? Чем? Мешаниной красочных пятен? Наташа скоро поедет в город в пыльном, громыхающем автобусе. Сотню километров трястись. Чем написать это громыханье?..

— В городе воздух лучше, — говорил Михаил. — Мятый он, обволакивает, а не дразнит легкие. Я при спанье голову под одеяло засовываю, Вовка, сука, цепляется. Говорит: «Приехал сюда дышать, так дыши!» А я не могу. Раньше, говорят, лечили чахотку воздухом хлева — и помогало. Пошли…

Павел подчинился его командному жесту.

Они шли обратно не по общей густопыльной дороге, а в обход, лесной тропой. Мокрые узорчатые папоротники липли к их ногам.

Павел думал, ежась от прохлады: когда-то здесь все было в папоротниках. В них сидели змеиного вида птицы, бродили стотонные ящеры. А первое теплокровное жалось комочком среди корней. Все — туман, мокрые листья — было выше, и чешуйчатая лапа ящера вдавливалась в землю — рядом…

— Очнись!.. — вдруг кричит Михаил.

Ящериное виденье уходит от Павла, остается лишь грибной туман, сырость, черные сосны.

— Я замечаю, — говорит Михаил, — что ты дурак. Разве можно такую бабу пускать одну?

Лицо его становится плоским и презрительным, как у идола.

— Она — взрослый человек.

— С взрослыми — хуже. Дитеныша выпорол, и все.

— Насильно мил не будешь, а она меня… — Павел хотел сказать «любит», но не смог. Нельзя это говорить, имея дело с Наташей, неосторожно.

Михаил тоже обошел это слово. Сморщился, и все.

Он помолчал, подвигал белой кожей головы — загар не успел пристать к ней. Спросил:

— Какой сегодня день?

— Вторник.

— Точно, вторник. А когда еще провожал?

— В пятницу.

— Вторник и пятница… Ну, прощай, поброжу еще. Как хорошо в краю родном, где пахнет сеном и…

Он, заложив руки за спину, побрел к свертку тропы. Дальше Павел шел один. Солнце поднялось. Он шел по лесной опушке к изгородям огородов, к дому, среди солнечного плесканья и гула насекомых.

Он ступал не по мягкой тропе, а по твердой и гулкой, отдающейся в пятках дороге, и шаги ясно выговаривали: вторник-пятница, вторник-пятница, вторник-пятница. Точно, каждую неделю теперь уезжает два раза, во вторник и пятницу.


стр.

Похожие книги