Мне предстояло опасное дело. Не сегодня-завтра я мог потерять не только свободу, но и самую жизнь. Но в тот день я забыл обо всем и до ночи бродил за городом. Только поля да бескрайнее небо были свидетелями моих душевных терзаний.
— Так, значит, вы все-таки ее любили! — воскликнул я.
— Если хочешь, да… Но то была совсем необычная любовь… Я твердо соблюдал закон нашей организации: не связываться с женщинами. Кто свяжется с женщиной — больше не воин, нет ему прощения. Позор может смыть только самоубийство. В ту ночь, в поле, под бескрайним небом я поклялся никогда больше не встречаться с Шугондхой и не давать ей повода меня увидеть. Если же случайно встретимся — отвернусь.
— Но разве эта клятва не была проявлением вашей слабости?
— Нет, в себе я был уверен. Но ведь и Шугондха боролась за наше общее дело. И я боялся, чтобы у нее личное чувство не заглушило голос долга. Вот почему я и решил, что нам лучше не встречаться, не разговаривать, не глядеть друг на друга… Приведу пример, пусть несколько грубоватый. Батавский лимон — сочный, пленительный плод! Но пока он не очищен, пока он закрыт плотной кожурой, ты можешь устоять перед искушением его отведать. А стоит только его надкусить — и все кончено. Ты изойдешь слюной, пока не утолишь разбуженной жажды. Так и с женщиной. Она может быть стойким борцом, пока ее страсть не разбужена. А стойкие люди нам сейчас дороже всего. Наше поколение родилось в век страха, когда люди боялись высунуть нос из своей норы. Вся страна оплакивала смерть Свами Вивекананды. Но из искры его погребального костра вышли мы — революционеры. Мы задались целью изгнать англичан из Индии, мы должны были совершить революцию, чтобы навсегда смести старые порядки. Гибель ждала слабых, нерешительных и трусов. Только люди, презирающие смерть, могли повести народ к новой жизни!
— Ну, а что вы скажете про гандизм?
Хорибилаш сверкнул глазами.
— Если хочешь знать, в период кампаний ненасильственного сопротивления погибло гораздо больше людей, чем на войне от пуль и снарядов. А вспомни годы голода: страна располагала огромными запасами продовольствия, а между тем пять миллионов человек умерло оттого, что им нечего было есть! Прислушайся — и ты услышишь поступь грядущей революции. Никакое учение о ненасилии не может ее остановить. Историю движут революции. Другое дело — внешняя политика государства. В ней ненасилие приемлемо — я говорю о принципе ненападения. Отношения между государствами только тогда и станут совершенными, когда этот принцип войдет в жизнь. Истина, известная еще со времен Ашоки[11]. Но на эту тему мы побеседуем как-нибудь в другой раз.
— Конечно, не отвлекайтесь, Хори-да, — оказал я.
Хорибилаш помолчал. Он, видимо, хотел оправиться с охватившим его волнением и собраться с мыслями. Затем он продолжал:
— Как раз в то время, когда мы готовили ответный удар англичанам, стало известно о страшном наводнении. Теперь прежде всего нужно было спасать людей — этого требовала от нас родина.
Шубхашчондро выработал программу помощи, и мы разъехались по округам. Мой центр находился в Тангайле. Картина наводнения была ужасна. Размытые берега, разбитые дамбы, сотни затопленных деревень, сотни тысяч больных, голодных, оставшихся без крова людей. И бесконечный дождь — целые водопады, низвергающиеся с неба. Признаюсь, нам пришлось нелегко — без сна, без отдыха и почти без пищи. А у меня к тому же началась лихорадка.
— И вы все это выдержали?
— Выдержал, но чувствовал себя прескверно. На одном берегу реки расположились мы, на другом — центр общества «Трипура». Однажды ночью их дамбу размыло. До нас донеслись отчаянные крики. Я сейчас уже не помню подробностей, помню только, что я бросился в воду и поплыл. Действовал как во сне. И вдруг меня чем-то оглушило — наверно, это был ствол дерева. А когда я очнулся, то лежал в глинобитной хижине, едва освещенной коптилкой. И надо мной стояла Шугондха…
Она стояла молча и не двигалась. На ней было сари, сияющее белизной. Ее бледное лицо словно застыло, а большие черные глаза были устремлены в одну точку. Такою я видел ее впервые. Снаружи шум прибывающей воды, мир, погруженный во тьму, крики о помощи, а мы с ней с глазу на глаз в этой лачуге…
