Куклы - страница 8
— Ну, а сама Шугондха?
— Шубхашчондро уже направил ее мысли по другому пути. Она с головой ушла в работу.
— Но вы ей помогали?
— Да, я все-таки достал для нее несколько тысяч рупий. И в ту же ночь бежал.
— Так вот каково начало вашего романа, Хори-да!
— Да, если хочешь. Но это был и его конец.
— Почему же?
— Меня вскоре схватили. Дорого обошлась мне помощь Шугондхе: я был осужден на пять лет. Это было мое первое тюремное заключение. А спустя года полтора, находясь в Ранпурской тюрьме, я узнал, что родные Шугондхи насильно выдали ее замуж за того самого полицейского инспектора, который меня арестовал, и что через месяц после свадьбы его убили террористы.
— А что же стало с ней?
— Отбыв срок, я вернулся к себе в деревню. Здесь мне рассказали, что Шугондха порвала все отношения с родственниками и уехала работать в отдаленный округ Майменсингх. Да и как она могла оставаться в родных местах? Тут все знали, что она была замужем за человеком, служившим в английской полиции. Такие вещи не прощаются.
— Вот потому-то вам и следовало тогда на ней жениться! — вставил я.
— Не до того было.
— Зачем вы скрываете свои чувства, Хори-да? Я уверен, что вы думали о ней постоянно.
Хорибилаш усмехнулся:
— Ну, это не в наших правилах. Наша первая заповедь — самообуздание. А кроме того, если хочешь знать, мое чувство к Шугондхе едва ли можно было назвать любовью. Думая о ней, я испытывал скорее глубокое уважение. Меня поражала ее стойкость…
— А помните, вы сказали вначале, что женщину губит собственная слабость? Как же это понимать?
— Послушай дальше и поймешь, — ответил Хорибилаш и откинулся на спинку скамьи.
Дождь почти перестал, и я поднял стекло. Пассажир-мусульманин крепко опал. Поезд гулко стучал по шпалам. Было уже далеко за полночь.
— Я не знаю точно, чем занималась Шугондха в деревне, — продолжал Хорибилаш, — удалось лишь узнать, что она учит детей и за это крестьяне кормят ее. К своим состоятельным родственникам она бы ни за что не обратилась…
Некоторое время спустя я встретил ее в Калькутте. В ту пору правительство усилило репрессии против революционеров. Полиция подослала к нам провокаторов, наша организация была разгромлена, многих повесили, а кого и просто забили до смерти еще на допросах. Мы, кто уцелел, как раз готовились привести в исполнение приговор над двумя видными английскими чиновниками.
Шугондха появилась передо мной совершенно неожиданно:
— Я приехала в Калькутту, чтобы найти тебя, Хори-да.
— Зачем я тебе?
— Ты мне нужен. Хочу поговорить с тобой.
Трудно было нам в те горячие дни. Правительство собиралось нанести окончательный удар революционерам и подавить нашу волю к борьбе. Вместо английских солдат по улицам патрулировали теперь полицейские-мусульмане. Англичан всегда пугало стремление бенгальцев к единству. И вот они решили задушить наше движение, разжигая индо-мусульманскую рознь. Мы ясно видели, чего они хотят, и прилагали все силы, чтобы сорвать их планы. Мое душевное состояние в то время совсем не располагало к лирическому диалогу с Шугондхой. Я сказал:
— Сейчас я очень занят. Но, может быть, тебе опять нужны деньги? Могу дать.
— Я пришла не за деньгами, — ответила она. — Мне нужен ты сам.
— Обойдись как-нибудь без меня.
— Ты что же, даже говорить со мной не хочешь? — вырвалось у нее.
— А о чем, собственно, нам с тобою говорить?
И вдруг она заплакала.
— Значит, ты считаешь, что мы совсем чужие друг другу?
Я окинул ее взглядом: ничего от вдовы полицейского инспектора. Прежнее девичье одеяние — сари, джама[9], на голове словно никогда и не было синдура[10].
— Прошу простить, если я чем-нибудь вас обидел, — в первый раз в жизни обращаясь к ней на «вы», оказал я.
Хорошо помню, как, услышав это «вы», Шугондха закрыла лицо руками и с низко опущенной головой пошла к выходу.
Тут я и сам понял, что был с ней излишне резок. Неужели так уж пострадали бы мои принципы, если бы мы поговорили?
