В конце комнаты был проход в остальную часть порта Локрой, но англичанки его загородили. Я не растерялась и сделала вид, что интересуюсь доской объявлений. Другие пассажиры к тому времени тоже просочились внутрь и теперь охали и ахали над своей добычей. Ради этой вылазки даже женщина-судоку оторвалась от библиотеки.
– Добро пожаловать в порт Локрой, – вступили девушки. – Добро пожаловать в порт Локрой.
Казалось, мы стоим там уже целый час.
– А где люди, которые тут живут? – спросила я, наконец. – Где вы живете?
– Вот тут и живем, – сказала одна из них. – Давайте подождем, пока все соберутся, и начнем лекцию. Добро пожаловать в порт Локрой, – начали они снова.
– Но где вы спите? – не отставала я.
– Добро пожаловать в порт Локрой. Все подошли? А, нет, вон еще идут.
– Тут есть что-нибудь типа столовой? Остальные там?
Но девушки смотрели поверх моей головы.
– Добро пожаловать в порт Локрой. О’кей, кажется, все здесь.
Одна из них затараторила:
– Во время Второй мировой войны порт Локрой был секретной базой британских вооруженных… – Она прервалась, потому что вошла группа японских туристов, неся с собой, как обычно, легкую сумятицу. Я не вытерпела и протиснулась мимо англичанок.
Там оказались две маленькие комнатки. Я шагнула налево, в старинный командный пункт: столы и ржавые машины с циферблатами и рычагами. И никого. В дальнем конце была дверь с табличкой «НЕ ОТКРЫВАТЬ». Я прошла мимо целой стены ветхих книг и потянула дверь на себя. Меня ослепил свет: дверь вела наружу, в снежное поле. Закрыв ее, я прошла в другую комнату.
– В тысяча девятьсот девяносто шестом году Британский фонд антарктического наследия выкупил порт Локрой и превратил его в музей живой истории, – говорила одна из девушек.
Другая комната служила кухней: ржавые плиты, полки, уставленные чудными продуктами и британскими консервными банками. Там тоже была дверь с табличкой «НЕ ОТКРЫВАТЬ». Я метнулась к ней и распахнула настежь. То же самое… Cнежное сияние, такое, что глазам больно.
Я захлопнула дверь. Когда глаза снова привыкли, вернулась в основное помещение и попыталась прикинуть, что и как. О’кей, дверей тут только три. Та, через которую мы вошли, и эти две, ведущие наружу…
– Во время войны порт Локрой был опорным пунктом операции «Табарин», – продолжали девушки.
– А я вот не пойму, – встряла я, – сколько человек тут живет?
– Только мы вдвоем.
– А где же вы все-таки живете? Где вы спите?
– Здесь.
– Что значит «здесь»?
– Расстилаем спальные мешки в сувенирной лавке.
– А куда вы ходите в туалет?
– На улицу…
– А где вы стираете?
– Ну, мы…
– А моетесь где?
– Они так живут, – рявкнула на меня одна из туристок – веснушчатая, с голубыми глазами и обильной сединой в светлых волосах. – Хватит грубить. Эти девушки приехали сюда на три месяца и писают в баночку. Это приключение.
– Тут правда только вы вдвоем? – бессильно спросила я.
– Еще пассажиры круизных кораблей, которые приходят на экскурсии.
– А никто, скажем, не сходил с одного из кораблей, чтобы пожить с вами? – услышав слова, вылетавшие из моего рта, я внезапно поняла, каким ребячеством была идея, что мама ждет меня здесь. Я заревела, как младенец. К унижению добавлялась злость на саму себя за то, что я позволила надежде так глупо разгореться. Сопли лились по лицу, попадали в рот, на подбородок и на новую красную куртку, которую мне было жалко, потому что я могла оставить ее себе.
– Господи боже, – сказала веснушчатая дама, – да что с ней такое?
Я плакала и не могла остановиться. Я оказалась в ловушке в этом странном доме, окруженная сухими пайками, фотографиями Дорис Дэй, ящиками виски, ржавыми банками овсяных хлопьев, на которых изображен молодой «Квакер Оутс», аппаратами Морзе, кальсонами, висящими на бельевой веревке и слюнявчиками с надписью «Антарктический пляжный клуб». Чарли, опустив подбородок, что-то говорил в рацию, прицепленную к куртке. Толпа встревоженных дам спрашивала, что случилось. Теперь я знаю даже, как будет «что случилось» по-японски.
Я пробурилась сквозь нейлоновую толпу и выбралась наружу. Спотыкаясь, сбежала по трапу, а оказавшись внизу, перелезла через несколько больших валунов и остановилась у крошечной бухты. Оглянулась назад. Людей не было. Я села отдышаться. Увидела морского слона, словно спеленутого собственным жиром. Он перекатывался с боку на бок. Я не могла представить, как он может двигаться. Из глаз, похожих на большие пуговицы, сочились черные слезы. Из носа тоже сочилось что-то черное. Из моего рта при дыхании вылетали клубы густого пара. Холод сковал меня. Я решила больше не шевелиться. Антарктида и вправду оказалась ужасным местом.
