Михаилу захотелось спрыгнуть и первым взбежать в гору, где виднелся поселок. Он обернулся — девушка блеснула глазами. И тут до них донеслось хлопанье примороженных дверей.
Вышли из машины у конторы и, не дожидаясь распоряжений, побрели в гору.
Их встретил ледяной северный ветрогон. По склону горы были разбросаны избы, шумела одинокая сосна.
Навстречу им, разметывая коленками снег, сбежала, придерживая на голове вязаный платок, комендантша.
— Приехали, мужики? А земляки есть? Кубанские кто, признавайтесь!
— Я кубанский, — ответил Михаил.
Комендантша подошла и всмотрелась в Михаила.
— Наконец-то земляки нашлись! Люди здесь хорошие. А это жена ваша?
— Попутчица, в машине познакомились. На доске сидели, машину подкидывало — ее ко мне, а меня к ней.
— Ну-ну, — улыбнулась комендантша, придерживая Михаила и спутницу его за локти. — Сюда, сюда, тут и дорожка протоптана к бане и парикмахерской… Эй!
Идущие впереди остановились.
— Видите крайний свет? — подошла к ним комендантша. — Постучитесь туда, скажите — Дуся Пономарева прислала. Не забудете? Комендантша Дуся — они все знают. А завтра я договорюсь с начальством, и они вас расселят. Идите! А вы, землячки, айда к Аникею. Живет один, табуретки делает, пожилой дядька. Я бы к себе взяла, так у меня семейные. А у Аникея места хоть отбавляй.
— Приехали — и ни кола, ни двора, что ли? — спросил Михаил.
— Да не-ет! Квартиры есть на горе, рубленые, прямо возле леса. Двухэтажные… Построили, а рамы еще не вставили.
— Насчет заработка как?
— Да ничего-о, зарабатывают. Идем сюда, пониже спустимся…
У Аникея в щелях ставен темень черная, на двери висит замок с пушком снега. Будто никто здесь и не жил.
— Так вот же не везет! — вздохнула комендантша, постукивая носками валенок по доскам двери. — Никого… Это точно, в соседнее село подался. Ах ты, как некстати…
Смехи-потехи! Не опомнились от одной напасти — другая тут как тут. Толпа приезжих поднималась к дому Аникея, вытягиваясь в цепочку. Комендантша, быстро сообразив, бегом метнулась к ним, начала расспрашивать: что, почему? Оказалось, общежитие закрыто, хотя и мигает там свет: должно быть, не вернулись уехавшие за сотни километров лесорубы.
Беспокойной комендантше ничего не оставалось делать, только вести всех в нетопленую приезжую. («Одну ночку как-нибудь уж перебьются».) Михаил с девушкой тоже прибились к толпе, пошли не спеша, перетаптывая свеженаметанный снег.
Среди ночи явился молодой башкир, поприветствовал всех улыбкой. Заячья шапчонка придавила ему круглые выпирающие щеки.
— Кубань приехала? — повернулся к Михаилу.
— Угадал, — закивал тот и перебрался ближе к печке.
Рядом вповалку лежали семьи. Через тела спящих сновали мужчины с кружками, выходили курить.
Башкир стал рубить в комнате поленья и швырять их в печку. Раскосо улыбался, заводил белки.
— О-охо, Кубань, ту-ту-у. Пшеница, виноград…
Михаил улегся на живот — пора спать.
Не нашедшие себе места на полу просили лежачих сдвинуться, стояли с матрацами, не зная, куда их положить. Некоторые доставали тряпье из своих бездонных мешков и сумок, укладывали детей. Малыши задыхались от дыма, пугались стука топора и тянули вверх ручонки.
— Побольше кидай топки! Чего жалеешь? — приподнялся Михаил на локоть: он не мог заснуть.
— Ты — семья, я — семья, — говорил башкир рассудительно и не без лукавства, ломая щепы скрюченными пальцами. — Ты — командир, он — командир, мно-охо командиров…
— Люди устали с дороги. И пацанята вон пищат, замерзли, — твердил свое Михаил.
Печь разгорелась, стало дымно и душно. Раздался храп, сопенье простуженных носов. Михаил услышал, как в невидимом углу кто-то ногтями заскреб тело. Противно ему стало. Голова заныла, отяжелела чугуном. Неожиданно встретился взглядом с девушкой, которая была почти рядом. Приподнявшись на локоть, она всматривалась в него с какой-то болью и грустной нежностью.
Михаил покряхтел и встал, выбрался на скрипучее крыльцо.
В лунном сиянии открылась тайга. Отсюда до самого низа чернели вагоны на тоненьких рельсах, и слышно было, как гулко раскатывали бревна на нижнем складе. «Кукушка» вскрикнула и медленно стронула небольшие вагоны, потащила к лесу. Из трубы ее мягко зашелестел паровозный дым.
