Высота восемь тысяч футов. Под нами зеленые вены улиц, освещенных в ночи неоновыми лучами. Затем только темное море.
Тонкие сырые ломтики хлеба беспомощно цеплялись за столик. Я съел один. В знак поощрения стюард налил горячего кофе из нагретого металлического кофейника. Плеяда огней смешивалась с льдинками звезд, разбросанных в пещерах неба.
Я дремал, пока не раздался звук «плонк-плонк» – шасси коснулись земли. Лампы в салоне зажглись в полную мощность, заставляя пассажиров открыть сонные глаза. Пока самолет приземлялся и подруливал к стоянке, возбужденные туристы хватали прошлогодние соломенные шляпы и бросались к выходу.
– Доброй ночи, сэр, спасибо, доброй ночи, сэр, спасибо, доброй ночи, сэр, спасибо. – Этими словами стюардесса провожала всех выходивших пассажиров.
Коренастый человек протолкался через весь самолет и подошел ко мне.
– Вы номер двадцать четыре? – крикнул он.
– Что? – нервно спросил я.
– Вы номер двадцать четыре. Я никогда не забываю лиц.
– Кто вы?
Его лицо сморщилось в разочарованной улыбке.
– Вы меня знаете, – прокричал он. – Вы живете в квартире номер двадцать четыре, а я – Чарли, молочник.
– О да, – пробормотал я. Это был молочник с глухой лошадью. – Отдыхай хорошо, Чарли! Когда вернешься, мы все уладим.
«Машины на Коста-дель-Соль», – сообщили из громкоговорителя.
Таможенники и иммиграционные чиновники сонно кивнули и поставили в паспорте штамп: «Тридцать дней».
Я опять увидел квадратную, плотную спину англичанина, пробивавшегося к автобусам на Коста-дель-Соль.
– Добро пожаловать в Гибралтар, – приветствовал меня Джо Макинтош, наш человек в Иберии.
По почти пустым улицам Джо повез меня в гостиницу для семейных морских офицеров. Было три часа сорок пять минут утра. Мы ехали по Еуропа-роуд, мимо военного госпиталя. На набережной два офицера, агонизируя, выташнивали свой путь к пристани, а третий сидел на тротуаре возле отеля «Куин».
– Кровь, рвота и алкоголь – вот что следовало бы изобразить на мундирах военных, – поморщился я, обращаясь к Джо.
– Так почти везде, – ответил он кисло.
После того как мы выпили по рюмке, Джо обещал приехать снова утром прежде, чем отправится дальше. Я лег спать.
Мы позавтракали в столовой, и вода не показалась мне такой соленой, как я запомнил ее. Джо уточнил некоторые детали.
– Об этих фальшивках я слышал уже несколько лет тому назад; время от времени их выносит море.
Я кивнул. Джо набросал маленькую карту. Он открыл бумажник и вынул листок, вырванный из школьной тетради. На нем изображался некий намек на юго-западную часть Иберийского полуострова. Гибралтарский пролив находился в нижнем правом углу, а Лиссабон – наверху слева. Вдоль побережья тянулись мелкие крестики, нарисованные чернильным карандашом. Стокилометровая дорога между Сагришем и Фару извивалась вдоль залива. Маленькие пометки Джо напоминали пузырьки, образующие кривую линию.
Джо начал рассказывать мне о проведенной им подготовке.
– Самый близкий от затонувшей лодки город – Албуфейра, вот здесь...
Джо не очень сильно изменился с тех пор, когда он, высокий мускулистый лейтенант разведки, прибыл в Лиссабон в качестве моего помощника в 1942 году.
– ...Вот список всех подводных лодок, потерпевших крушение между Сагришем и Уэльвой и... – Много молодых разведчиков стремившихся за неделю поставить на колени Ось появлялось в Лиссабоне в 1941 – 1942 годах. Большинство из них пало жертвой простейших ловушек, расставленных службой безопасности, или они вступали в перебранку с немцами в кафе. Такое было время: мы вылавливали их новичков, а они – наших.
Старики же, те, кто удержался там более трех месяцев, обменивались со своими противниками, выполнявшими такую же миссию, сардоническими улыбками над чашечками черного кофе... – ...и я использовал итальянского гражданского подводника, с которым работал раньше. Сейчас он, пожалуй, лучший водолаз в Европе. Если ты проведешь эту ночь в городе, который я здесь пометил, то позвоню ему и попрошу встретиться там с тобой. Пароль: «Беседа». Я поеду другим путем.
Сквозь прозрачный воздух, за залитыми солнцем водами пролива, я видел вершину горы Ако на территории Северной Африки.
