– Джо, что тебе сказали об этой операции? – спросил я.
Он медленно вынул из кармана пачку сигарет, взял одну и предложил закурить мне.
– Нет, спасибо, – отказался я.
Он закурил сигарету и спрятал спички. Руки его двигались очень медленно, но я знал, что мозг его действует подобно молнии.
– Ты знаешь эту Рэн, с довольно большой?.. – начал он.
– Знаю.
– Она клерк, шифровальщик. Недавно я болтал с ней и заметил на всех депешах, которые посылал в Лондон последние два месяца, в углу пометку – «Би-Экс-Джи». Я никогда не слыхал о таких порядках и спросил ее, что это означает? – Он затянулся сигаретой. – Они направляют копии всех наших сообщений кому-то в Лондоне, по-видимому для анализа.
– Кому? – спросил я.
– Видишь ли, она всего лишь клерк, – пожал плечами Джо. – Их пересылает офицер, которому поручено сигнализировать, но она...
– Продолжай!
– Она не уверена...
– Итак, она не уверена...
– Но она думает, что это направляется для сведения кому-то в палате общин.
Я попросил еще кофе, и официантка, испанка, принесла нам большой кофейник.
– Выпей еще кофе, – предложил я, – и расслабься. Все уладится.
Он застенчиво улыбнулся.
– Я хотел рассказать тебе, – начал он, – но это звучит так неправдоподобно.
Мы отправились в компанию «Андалузские автомобили» в Сити-Мил-Лейн, чтобы взять «Воксхолл-Виктор» для меня и «симку» для Джо. Он выехал в Албуфейру и должен был приехать туда к вечеру. Я собирался посетить еще кое-какие места в Гибралтаре, и моя поездка состояла из двух этапов.
Это был все тот же убогий город, запомнившийся мне со времен войны. Большие, похожие на казармы бары, откуда давно уже вынесли все, что можно вынести, и сломали все, что ломается. Звуки аккордеонов, пьяное пение, военные полицейские с красными шеями, распугивавшие толстых солдат, тонкогубые жены военных, лавировавшие среди расположенных на освещенных ярким солнцем тротуарах лавок жадных индусов... Один судовой врач сказал мне как-то, что секрет удовольствия от посещения Гибралтара заключается в том, чтобы суметь не сойти на берег.
Среда, утро
В конце главной улицы Гибралтара – Испания. Пограничники в серой форме кивнули, проверили транзисторные приемники и часы, снова кинули. Я проехал несколько ярдов по нейтральной земле, потом миновал второй контрольный пост. Дорога вилась вдоль залива Альхесирас. Если посмотреть через залив, можно увидеть весь Гибралтар, распростершийся как кусок засохшего сыра от высот, откуда обезьяны глазеют на аэропорт, до юга, где Понта-де-Еуропа впадает в море.
После Альхесираса дорога поползла вверх. Сначала она была сухой, как подгоревший кусок хлеба, но скоро белые кучевые облака начали усаживаться маленькими стайками прямо на асфальт, попадая под колеса машины. Налево, как брошенная после пикника смятая консервная банка, торчала вершина утеса. Дорога снова пошла вниз и вдоль залива на север. Было три часа дня. Голубое небо напомнило мне диптих Уилтона, а теплый воздух выгонял остатки смога из моих легких.
Снабжаемый из Севильи, Лос-Паласьос представлял собой большую деревню, которая могла бы считаться городом, если бы ее жители раскошелились и вымостили улицы. Когда я въехал в деревню, электрические лампы, горевшие вполнакала, пялились своими рыбьими глазами в сумерках.
Перед одним кафе стоял новенький «Фиат-1400». На темной двери длинными буквами было вырезано имя – Эль Десембарко. Я притормозил. Большой дизельный грузовик последовал за мной, когда я съехал с дороги. Грузовик припарковался там же, и водитель вместе со своим сменщиком вошел внутрь. Я запер машину и последовал за ними.
В просторной, похожей на сарай комнате находилось около тридцати посетителей. Над стойкой висели копченые свиные окорока, в обширной витрине стояли бутылки. Большие зеркала в золоченых рамах, размещенные по стенам, забавно искажали отражения людей. Сверкавшая машина для варки кофе – «Эспрессо» – ревела и стучала. Мальчишки с влажными бледными лицами, сновавшие между гигантскими бочками, останавливались только для того, чтобы жестами отчаяния выжать свои фартуки и жалобно выкрикнуть названия блюд заказа на кухню, произнося слова на пробивавшемся сквозь клубы дыма и шум разговоров языке официантов. Стоимость блюд записывалась и подсчитывалась на большой черной доске.
