Позвонил Дугу Сайлему в Мильтон-Кейнс. Пока его секретарша соединяла меня с ним, я еле втиснулся за стол в рубке, отхлебывая горячий крепкий сладкий кофе.
— Джеймс, — отозвался он вскоре. — Как дела?
— Отлично, — сказал я. — Разве что едва не разбились о скалы у Шетландов.
— Что? — переспросил он.
— Оборудование подвело, — уточнил я. — Но все прекрасно. Других судов уже неделю не видно.
— Великолепно, — одобрил Сайлем. — Великолепно.
— Только мы не знаем, где Жарре, — сказал я. — У вас есть о нем известия?
— Очевидно, отстал миль на сто, — предположил Сайлем. — Сражается с «Даунтаун Флаер». Для нас это не проблема.
— Да, пока ветер держится. Сайлем рассмеялся.
— Не волнуйся, — сказал он. — Продержится.
— Посмотрим.
— Я в вас уверен. Послушай, через пару дней я сяду на яхту. Недели, думаю, хватит, чтобы догнать вас. И потом устроим пир горой. Куча репортеров, клиенты. Да, и пригласим кое-кого, кого бы ты хотел видеть. — Дуг хмыкнул. — Утрем им носы.
— Мы еще не выиграли, — осторожно заметил я.
— Уж постарайтесь, — попросил Сайлем и засмеялся. Он ничуть не казался смущенным.
Я выключил связь. Затем позвонил своему адвокату и попросил его узнать для меня кое-что в Лондоне, в министерстве финансов.
Шестичасовые новости Би-би-си подтвердили, что мы опережаем Жарре на сотню миль. Когда выпуск закончился, раздался звонок. Это была Агнес.
— Мы только что вернулись. Я слышала новости. Как вы? — сказала она.
Я рассказал ей как.
— Мы здорово загорели, — сказала она.
— Сайлем устроит праздник, когда мы вернемся, — сказал я.
— Мы придем.
— Не засвечивайся слишком, будь осторожна, — попросил я.
— Почему? Ведь Рэнди в тюрьме.
— Просто не засвечивайся и будь осторожна, — повторил я.
— Я люблю тебя, — сказала Агнес.
— Я тоже.
— Боже мой, ты, англичанин, так и скажи.
— Я люблю тебя, — сказал я.
— Выиграй у Жарре.
Победа над Жарре не была неизбежна.
— Я послушал погоду, пока ты болтал, — сказал Чарли, когда я поднялся к нему. — Над Францией низкое давление. Ветер легкий, западный.
— Для этого у нас и якоря.
Но было совсем не смешно. Для легкого тримарана, типа «Видь де Жоже», было несложно проделать сотню миль при хорошей погоде. И гонка еще не закончена, если только метеослужба не предскажет неблагоприятных условий.
Так оно и случилось.
Вечером мы вошли в черную дыру. Мы прошли устье Темзы, и отлив увел нас к Северным Форлендам. В полночь вдали по правому борту белые утесы Дувра заблестели под луной, и с трудом удавалось справляться с течением. Мы провели жуткую ночь, но почти не сдвинулись с места; навигационные огни крупных судов в неподвижном воздухе проносились мимо нас как светлячки.
На рассвете над морем повис густой липкий туман. Мы позавтракали, хотя есть не хотелось; окрестности было невозможно рассмотреть. Когда совсем рассвело, поднялся небольшой западный ветер и сдул туман. Уставшими глазами мы оба всматривались в рябь воды на востоке.
Между нами и тяжелым туманным облаком появились два паруса. Чарли настроил бинокль и сказал то, что я уже знал:
— "Даунтаун Флаер". У другого большая выемка. Жарре. Максимум в миле от нас.
После этого мы не присели. Уравновешивали паруса с предельной точностью, пытаясь поймать малейшее дуновение ветра. Но ветер упорно дул с запада. Я знал, что нашей единственной надеждой было перекрыть Жарре, встать у него на пути. Но от Фолкстоуна до Плимута был долгий-предолгий путь при ветре силой не больше двух узлов. И каждый раз, когда я оборачивался, раздутый парус, приближаясь, становился все больше.
В одиннадцать часов я уже видел лицо ле Барта, его команду, собравшуюся у паруса, натягивающую его. Жарре не смотрел на нас. И я изо всех сил старался не смотреть на него.
Не стоило поворачиваться, чтобы увидеть то, что должно было случиться.
— Скотина! — бросил Чарли в четверть двенадцатого.
Надутый парус был приведен к ветру, судно набирало скорость. Он прошел у берега слева от нас и пересек нам путь примерно в миле. Теперь он переместился вправо, оставляя нас все дальше позади.
— Вот он и на финише, — уныло заметил Чарли.
— Подожди, — остановил я его. Парус, шедший впереди, оставался справа, двигаясь к голубой середине Ла-Манша. В синем небе светило солнце.
