Сначала Тимофей был его прилежным учеником, потом стал приятелем. Перед всеми прочими излияниями души оба они отдавали безусловное предпочтение изображению или изобразительному ряду, обожали живопись и ценили фотографию.
Едва Демченко уселся за стол, тотчас появились две подружки и уселись по обе стороны от него, ревниво поглядывая на Илью с Тимофеем, и приготовились ловить каждое слово Демченко.
– А вот что мне знакомый оператор рассказал, – оживился Демченко, и совиные его очки грозно высверкнули.
– Это Костя? – уточнила светленькая, но Демченко не удостоил ее ответом. Он на секунду остановился, подбирая подобающие слова, потом выпалил, соберясь с духом:
– Академики наши образовали общину, ушли из Москвы, из Питера, из Новосибирска и все теперь живут на Кавказе. В горах у них целый город. Вы представляете себе, что это значит? Это рождается новая Россия, та самая, ради которой столько крови пролилось. Ради которой все это было затеяно в девяносто первом году.
– Новая виссорионада? – спросил Тимофей.
– Не знаю, какая там виссорионада, а здесь наконец-то нормальные, порядочные люди сказали – хватит.
Демченко никогда не стеснялся патетической речи и умел обходиться с нею так, что редко вызывал усмешки, и то главным образом у людей малознакомых.
– Не-ет, – протянул Демченко, ни к кому уже не обращаясь, – я знал, что не всех они купили. Таков уж русский человек – все-то он ищет, где его нет. Все хочет куда-то уйти на край света, а края-то и нет.
– А края-то и нет, – согласился Тимофей и взял в руки бутылку с коньяком. – Ну, что? За сводобную Россию?
– Да уж, – неопределенно отозвался Демченко и вдруг добавил тоном обиженного ребенка: – Уйду от вас. Хоть я и не академик, а по возрасту сгожусь.
– Нет! – испуганно в один голос вскричали темненькая и светленькая. – Мы вас не отпустим. Мы с вами уйдем.
– Скоро должны в новостях показать, – сообщил Демченко. – Ты подумай, а я тебе позвоню.
Hе склонный к эпическому мистицизму Илья плохо слушал Демченко. Он больше глазел по сторонам. В сутолоке мелькали знакомые по экрану лица. Здесь они были лишены героического налета и казались обыкновенными усталыми людьми.
– А ты когда делом займешься? – нахмурив брови, строго спросил Демченко у Тимофея. – Какую заявку я сейчас тебе рассказал, а? Хочешь, я все узнаю, как их найти? Ты подумай, какое может получиться кино!
Темненькая и беленькая укоризненно посмотрели на Тимофея, ставя ему в укор выказанные сомнения.
– Да Россия, если позволите, – вмешался в разговор Илья, – никогда не была одна. Государство – это еще куда ни шло. А России всегда то две, а то и три. Был раскол – было две России. Была Гражданская война – вот еще две. А сейчас их сколько – и не сосчитать.
– Вот именно! – воскликнул Демченко. – Это же гениальный материал.
– Да не знаю, – с досадой сказал Тимофей. – Надоели сумасшедшие. Все эти камышовые люди. Анекдот лучше расскажите.
Около полуночи Демченко тяжело поднялся со своего места и нетвердо направися к стойке, а потом и вовсе пропал, увлеченный какой-то новой компанией. Какой-то человек, назвавшийся продюсером, разминувшись с ним, тщетно ждал его минут двадцать за их столиком, но потом сдался и удалился спать. К темненькой и беленькой тут же присоединились какие-то молодые развязные люди и бесцеремонно принялись угощаться тем, что было на столе.
– Может, еще коньяку? – дружелюбно предложил Илья, но Тимофей пригнул его голову к себе и шепнул в самое ухо:
– Слушай, не плати за них.
– А что такого? – спросил Илья, отстраняясь.
– А такого. Hе плати, да и все. Hе подохнут. У них у самих все есть, что нужно. Просто здесь принцип такой – халява.
Илья пожал плечами.
– Да мне не жалко, – сказал он.
– Hе в этом дело, – раздраженно ответил Тимофей.
Илья замолчал и смотрел в ту сторону, где маяк равномерно мигал в черное звездное небо белым рассеянным светом, и тогда становилось видно, как плоские волны широко раскатывались на полосе убитого песка.
– Академики какие-то, – усмехнулся Илья. Он поднялся и пошел в темноту, откуда доносились глухие раскаты прибоя. Дорогу ему преградил сильно и всесторонне мятый человек с неуловимо знакомым лицом и попросил сигарету.
