Однако ситуация на Украине в корне отличается от ситуации в России. В наших условиях русский националист и русский интернационалист, русский коммунист и русский монархист тяготеют к возрождению единого с Россией государства. Это наше общее стремление — наша первоочередная задача. Причем задача на долгую перспективу. Во всяком случае, не на пять лет и, скорее всего, даже не на десять. Только в самом неблагоприятном для населения Украины случае — гражданская война, полная деструкция государства как социальной системы и вынужденная необходимость России принять на себя ответственность за фактически даже не родственный, а свой народ и стратегически важные территории, может привести к относительно быстрому (два-пять лет) фактическому, а затем и юридическому объединению. Но мы же не хотим такого пути. Большинство не хочет не потому, что боится крови, а потому, что не уверено, что обойдется кровью соседа, а самого минует чаша сия. Но все же неважно, по какой причине большинство (кроме самых отпетых идиотов) гражданской войны и революции, со всеми их сомнительными прелестями, не желает.
И куда же нас ведет желательный нам эволюционный путь? Допустим, что все у нас получилось. У власти адекватное правительство, постепенно восстанавливающее экономическое, военно-политическое, а затем и административное единство. Допустим, что националисты окончательно утратили поддержку в обществе и маргинализованы не хуже, чем маргинализованы сейчас сотни профессионально-русских партий и организаций.
Окажемся ли мы толерантными и примем ли на себя обязательство обеспечить по отношению к нашим поверженным противникам соблюдение тех норм, соблюдения которых добиваемся сейчас в отношении себя от них? Боюсь, что нет. Опыт не позволит.
Мы же помним период 1956–1986 годов. О том, что такое украинский национализм, тогда знали только в ЦК КПУ и в КГБ и то потому, что им по работе было положено. Бандеровщина казалась навсегда искорененной, а Львов был ненамного менее русскоязычным, чем Киев, и только в селах и райцентрах господствовал смешной и милый суржик, да некоторое количество назначенных партией «мытцив» по должности иногда пользовалось литературным украинским языком.
И как же быстро все перевернулось! Причем, как правильно шутят иностранцы, большинство украинских «патриотов» — русскоговорящие люди, уверенные, что украинский должен быть единственным государственным. То есть сам факт существования украинства (неважно политического или административного) несет в себе мину замедленного действия, готовую в любой момент вновь разорвать единый русский народ, приравняв региональные различия к национальным, а административные границы — к государственным.
Отсюда следует простой вывод: не может быть окончательной победы над украинским национализмом без искоренения украинства как политико-административной практики. Иначе рано или поздно вновь появятся русскоговорящие «украинцы», возмущенные «русификацией», «оккупацией» и требующие украинизации, в том числе и единого государственного суржика. Любой думающий человек будет пытаться разрешить дилемму: если есть украинцы, то почему язык у них русский и государство русское? И из опыта последних десятилетий мы знаем, что далеко не каждый из задумавшихся даст ответ, совпадающий с нашим.
Поэтому я не удивлюсь, если в случае нашей победы мы получим влиятельное радикальное течение, настаивающее на том, что надо показать украинствующим, какие на самом деле бывают «Валуевские циркуляры» и «Эмские указы». Короче, многие постараются ассимилировать украинствующих так же, как сейчас они пытаются ассимилировать нас.
Не думаю, что это будет моральное, демократическое или общечеловеческое решение проблемы, но исторический опыт свидетельствует о том, что аргументы, взывающие к совести и чести, приниматься во внимание не будут. У наших оппонентов тоже есть идеологи и публицисты, утверждающие, что сосуществование с русской общиной, двуязычие и прекращение нагнетания межэтнического противостояния стабилизировали бы украинское государство и гарантировали бы чуть более поздний, зато необратимый успех украинизации. Радикалы от украинства отвечают: «А они первые начали», и «Я на своей земле». Но то же самое можем и сможем сказать и мы.
