Поэтому, отвечая самому себе на вопрос, чью сторону я приму, если придется выбирать, я без лукавства (что перед собой-то лукавить) говорю — сторону людей. Я понимаю, что те, кто огражден от милых собачек стенами офисов, квартир, проезжает мимо них в автомобилях, могут позволить себе гуманизм. Но в тот момент, когда ваша семья будет испытывать даже угрозу нападения (о самом нападении я не говорю), гуманность испарится. Равно так, как испарилась гуманность красноармейцев, которые в июне 1941 года видели в немцах «рабочих и крестьян в солдатских шинелях», которых надо только убедить «повернуть оружие против эксплуататоров», а уже через полгода готовы были убить любого (подчеркиваю, любого) немца.
Если миллионы людей в считаные недели забыли о том, что такое гуманизм в отношении к себе подобному, то любовь к братьям нашим меньшим продержится еще более короткий промежуток времени. Моя семья много лет (пока в 2005 году не скончался последний, на данный момент, кот) содержала животных, большей частью собак. Ни один из домашних питомцев никогда не был выброшен на улицу, наоборот, бывало, что с улицы забирали в дом. Не понимаю, почему мои близкие должны подвергаться угрозе из-за чьей-то бестолковости (кто-то же этих собак выбросил) и чьей-то абстрактной чувствительности. Никогда не буду обращаться с призывом перебить всех бродячих собак, но никогда не стану и осуждать городские власти, если в условиях отсутствия средств на нормальную медицинскую помощь миллионам людей они не найдут иного способа избавить сограждан от опасного соседства. В конце концов, люди должны заботиться о людях, власти — об избирателях, а свиньи и куры, которых мы едим, тоже жить хотят.
Впрочем, собаки — не самая большая наша проблема. Пока еще по Киеву можно передвигаться относительно безопасно. Между тем накал политического противостояния постоянно нарастает, а противостоящие политические лагери готовы применять к оппонентам все более радикальные меры.
Если оранжевые в 2004 году возбудили уголовные дела против многих бывших министров и руководителей регионов, даже на некоторое время подвергли аресту Колесникова и Кушнарева, если они прислали к Ахметову бронетранспортер, то сами сели надолго, причем не только Луценко и Тимошенко. Учитывая скорость раскрутки маховика репрессий и усиление жажды возмездия правителям в народе, несложно догадаться, что регионалов могут начать уже и расстреливать (на Ливию «цивилизованная» Европа глаза закрыла и на Украину закроет). Впрочем, это не значит, что те, кто расстреляет действующую власть, через месяц-другой не будут расстреляны сами.
Но и взаимоотношения по линии власть-оппозиция меня в данном случае волнуют мало. Они сами загнали себя в ситуацию, не имеющую позитивного решения ни для них, ни для народа. Выбирать остается лишь из «плохо» и «очень плохо». Причем причастны к этому все — и оранжевые, и бело-голубые, и кучмисты, и кравчуковцы, и розовые, и даже красные. И уж, конечно, причастны коричневые.
Сегодня я хотел бы обсудить иную проблему, которая, как и проблема псов, не имеет, с моей точки зрения, гуманного (общечеловеческого) решения, но которая от этого не становится менее актуальной и насущной.
Я неоднократно обращал внимание на споры в блогах и комментариях условных (очень условных) националистов и интернационалистов. В данном случае я веду речь исключительно о представителях антиоранжевого лагеря, которых мы привыкли называть антифашистами и антинационалистами.
Возможно, для Украины определения «антиоранжевый», «антифашист», «антинационалист» совпадают, в целом, с квалификацией политического активиста, как русского, русскоязычного или пророссийского (независимо от того, именует ли он себя сам украинцем, малороссом или как-то еще). В России, однако, значительная часть общественности, и отнюдь не либеральной, справедливо опасается проявлений русского национализма и русского фашизма, совершенно верно определяя их, как не менее (а может, и более) опасные для русской государственности, чем общечеловеческо-либеральные идеи.
Мне уже доводилось писать, что Россия силою объективных исторических, политических и географических обстоятельств обречена существовать в формате полиэтнической империи. Имперская же идея, уравнивающая в правах мусульманина и православного, чукчу и посконного русака, равно чужда как украинским, так и русским (и любым другим) националистам. И так же, как украинские националисты не могут построить жизнеспособное государство на южнорусских землях, так и русские националисты окажутся нежизнеспособными в рамках исконных территорий Великого княжества Владимирского и Московского в границах времени Ивана III.
