Полковник Булыгин так понял, что поручик, доставив ссыльного на остров Валаам, в Петербург носа не покажет, а покатится на государевом прогоне сразу до родного города Курска. И сам допишет в подорожной обратный путь.
Ну и Бог с ним! Этому царствию, видать, конец, а новый царь ничтожного служаку Егорова искать не станет. А сержанту Малозёмову, ежели что, можно прямо, да за деньги, попозже исказать, куда делся его вражина. И пусть тать лиходейный Малозёмов едет в Курскую губернию, да там кровя пущает поручику Егорову. Слава Богу, не в Петербурге останутся те кровя.
* * *
Поручик Егоров ухватил из рук держателя яма подорожную ведомость, сунул в особую сумку, притороченную к ремню:
— Государеву тайну хочешь прознать? Смотри у меня!
— Да нетто я не понимаю, ваше благородие!
— Ну и понимай дальше! Ты, братец, сейчас же подай нам похлебать горячего, да ямщику поднеси стакан водки, да потом чаю поставь.
Поручик тут снаглел. Ямские на этом тракте подавали проезжим только кипяток, а ни водкой, ни щами баловать не обязывались. И в подорожной про питание никогда не писалось.
— Не могу подать...
В избу вошёл Пётр Андреевич, за ним, громко сморкаясь, ямщик.
— Давай, давай, чего просят, — повысил голос поручик, — я уплачу!
Ямской оглянулся на жену, что сидела за столом. Та поспешно скрылась за печкой.
— Пожалуйте, господа хорошие, сюда, в ожидацию, — ямской толкнул дверь в боковой придел избы, где стояли топчаны, стол и скамейки. — Сейчас будут вам и щи, и чай.
— И водку, — грубо добавил ямщик, приписанный к особой экспедиции, — водку мне дай немедля!
Обеденные, наваристые щи, пряженная в печи рыба лосось, да чай, да водка обошлись поручику в тридцать копеек. Однако ох как дорого! А ведь ему ещё ехать да ехать, от Валаама до Тобола, почитай, ещё аж три тысячи верст! Не напасёшься денег!
Они сами втащили в стылую приезжую мешок с провизией, которую Пётр Андреевич велел Егорову пока в пути до острова не тратить, да ещё два короба с книгами и бумагами. Их, эти короба, Словцову разрешил взять в ссылку митрополит Гавриил.
Сами порубили хворосту из большой кучи, растопили печь в комнате для приезжих, согрелись. Когда озабоченный послушник принёс медный чайник с кипятком, Пётр Андреевич ловко намешал в оловянных кружках толокна, толокно выпили, кружки вымыли.
Из короба с бумагой Пётр Андреевич вынул чистый лист, из особых отделений короба — чернильницу и перо:
— Вот сейчас я отпишу про тебя к тобольскому купцу Провоторову, Илье Никифоровичу. Он един человек в губернии, кто имеет дело с петропавловскими купцами, гоняющими корабли в Америку. Отпишу, конечно, ложно. Будто ты есть купец петербургский. Хоть это и ложь великая, да где она нонче — правда? Вот я, служивший по правде, облыжно иду на суровую жизнь и не ведаю, когда она станет иметь конец. Может, вместе с моей кончиной? Подай мне ещё раз прочесть письмо графа Толстого к его американскому другу.
Поручик Егоров достал из внутреннего кармана мундира письмо, уложенное в конверт из толстой кожи. Конверт прошит толстой смоляной нитью, а конец той нити заведён на кожу и приварен сургучной печатью графа Толстого. Много чему учили служивых тайной экспедиции. Даже тому, как вскрывать такие вот засургученные печатью письма. Там нужно было накалить иглу и той калёной иглой аккуратно пронзить печать возле нити. Нить вытащится, печать останется в неприкосновенности. Один раз Егоров уже совал иглу, теперь нить ходила свободно. Поручик осторожно вытянул из сургуча нить, расшнуровал край письма, вынул из кожаного конверта половину листа бумаги с личным гербом Толстого-Американца.
Пётр Андреевич бегло проскочил первые строки:
«Дорогой друг, мистер Шульц! Ты всегда хорошо отзывался о Петербурге, в коем прожил почти десять лет и где тебя не обидели в твоих торговых деяниях...»
— А, вот где — о тебе!
«Прошу оказать содействие в бытоустройстве в твоём городе НевьЙорке моего хорошего знакомого, купца второй гильдии Александра Егорова, сына Дмитрия. Он обладает некоторым капиталом, а ещё больше в нём того богатства, каковое ты называл мне "предпринимательство". Энергичен и ловок в делах сей мой знакомец и желает получить в Америке знания для укрепления своего капитала. Он знаток во всех торговых операциях, что хоть и медленно, но ведутся в России. Заверяю тебя, что сей купец тебя не посрамит, ибо честен и по-русски набожен. Остаюсь в большом к тебе уважении...»
