— Я подумала об этом.
— Конечно. Ты говорила мне. Мы должны рассказать все моим братьям.
Да, он обладал кое-какой собственной мудростью. Если бы и остальным досталось столько же…
— Предложите сильному уважаемому народом мужу приехать сюда и оставаться здесь в ваше отсутствие. Объявите, что он будет говорить от вашего имени и поддерживать вас всеми доступными ему средствами.
Гудрёд усмехнулся.
— А ты будешь, ну, скажем, давать ему советы?
Его слова укололи ее, прежде чем она сообразила, что сын ни в малейшей степени не намеревался посмеяться над нею; он просто имел в виду, что если этот муж должен стать парусом, влекущим вперед повседневные дела королевства, то направлять руль будет ее рука.
— И кто же у вас на уме? — осведомился Рагнфрёд.
— Аринбьёрн Торисон из Сигнафюльки, — ответил Харальд. — Нет более верного человека. — Он улыбнулся. — Правда, он может поначалу почувствовать себя несчастным из-за того, что его не возьмут на войну. Мы должны сделать так, чтобы всем и каждому было известно: теперь, когда он достиг преклонных лет, мы не считаем его слабым, а, скорее, наоборот, настолько могущественным, что можем попросить его оказать нам такую помощь.
Гуннхильд сама назвала его имя. И она, и он могли продолжать не вспоминать о его дружбе с Эгилем Скаллагримсоном. А то, что придется работать с ним и его руками, могло бы улучшить то настроение, которое навалилось на нее.
Пусть Эгиль… пусть Олав Павлин… пусть они сидят в своей унылой серой Исландии. Это ей было предназначено метать копья.
Когда в должное время Аринбьёрн прибыл в Королевский Краг, Гуннхильд рассказала ему о тревожных слухах, которые в последнее время донеслись до нее. Те, кто передал их ей, сами видели немного, но уловили намеки и перешептывания. Среди бондов и рыбаков в районе Сотанесса, недалеко на севере, что-то происходило. Гуннхильд попросила Аринбьёрна послать людей, чтобы выяснить все доподлинно. Он ответил, что сделает это сам, и отправился, взяв с собой нескольких дружинников из оставшихся. Хотя путь был недальним, все же поездка продолжалась больше недели.
Аринбьёрн вошел в дом перед самым началом большой трапезы. Гуннхильд уже сидела на возвышении. Встав перед нею, он прогремел:
— Приветствую и славлю тебя, королева.
Она улыбнулась ему. Волосы и борода воина были почти совсем седыми, квадратное лицо сплошь изрезано морщинами, но осанка массивного тела, облаченного в грубую одежду, оставалась все такой же прямой.
— И я приветствую тебя, — ответила она. — Как прошло путешествие?
— Нам не пришлось сражаться, королева. — Его голос чуть заметно дрожал. — Но, уже высадившись на берег, мы обнаружили другую карфи. Страж возле нее сказал, что она доставила новости с далекого севера. Моряки ничего не сообщили нам, ибо кормчий решил, что должен поведать все тебе первой.
— Воистину, это справедливо. — Гуннхильд указала на человека, сидевшего рядом с нею на скамье. — Вот он, Вальгард Хьёрвардсон.
Аринбьёрн кивнул.
— Мы знаем имена друг друга с давних пор, когда вместе сражались в войске короля. Доброго дня тебе, Вальгард. О чем же твой рассказ?
Гуннхильд рассмеялась.
— О, сначала сядь. Здесь, рядом со мною. Пусть твои люди тоже рассядутся. Пейте, все, кто пришел, ибо вы, должно быть, измучены жаждой.
Аринбьёрн повиновался.
— Похоже, что новости хороши.
— Скажем, они могли быть и хуже. Намного хуже.
Вальгард пересказал все заново. Аринбьёрн слушал, наклонившись к нему, иногда прикладывал ладонь к уху, поскольку с годами стал туговат на ухо.
Направляясь на север, Эйриксоны узнали от своих разведчиков, что ярл Хокон призвал трондов к ополчению и снарядил свои военные корабли. Но, выяснив, какая сила шла против него, он не выступил навстречу королям, но кинулся в Южный и Северный Моерры и Раумсдальр, грабя, сжигая и убивая все на своем пути. Его враги теперь не могли набрать там много воинов или запастись продовольствием. Оттуда он отправил большинство трондов домой, а сам ушел куда-то с меньшим флотом, взяв с собой лучших воинов.
— После этого мы ничего не слышали о нем, — закончил Вальгард. — Когда я уехал оттуда, короли находились в Сигнафюльки и ожидали перемены ветра. Но, хотя он и был противным для них, для такого гонца, как я, он оказался наилучшим.
